Константин Бояндин - Последний час надежды

А вот с этим не вышло. Почти что вышло, но я свернул в сторону дальней, безлюдной лестницы (чтобы избегать встреч), как услышал всхлипывания.

Сколько ещё слёз я увижу и услышу сегодня? Этот голос я узнал сразу. И пренебрёг всеми указаниями Ники — плакала София. Я открыл дверь в их блок (сумрак, затхлый воздух, неприятная смесь запахов) и чуть не споткнулся о неё. София сжалась в комочек, в углу, рядом с дверью. Едва я открыл дверь, она открыла рот — для крика, но узнала меня, попыталась вскочить. Я поймал её, прижал к себе. София… бедная, испуганная мышка. Так я звал её, мысленно, рядом с изящной красавицей Ники София выглядела пугалом.

— Брюс… — услышал я. Всё прочее утонуло в едва слышных рыданиях. София дрожала, дрожала всем телом. Запах её страха был неприятен. Как и запах духов. С обонянием творилась всё та же ерунда — оно стало сильнее, настолько сильнее, что комок подкатывал к горлу. — Я думала, что сошла с ума. Брюс, помоги… все куда-то делись.

— Куда-то делись? — я протянул руку в сторону комнаты Софии. Комнаты, в которой она жила с приятельницей, из соседнего городка. София рванула на себя мою руку, едва не свалив нас обоих на пол.

— Нет! Не надо! Там кто-то есть, Брюс. Там что-то страшное.

— Надо уходить, Софи. Сейчас же. Времени мало.

— Я не могу, — она вновь вцепилась в мою руку. — Там мои вещи, Брюс… я не могу без них.

— Так возьми. Там никого нет! Давай, войдём вместе!

— Нет!! — она хотела крикнуть, но вышел хрип. — Не могу, Брюс, я не…

Так можно стоять вечно. Я мягко, но сильно отцепил её руку от локтя (София сразу же уселась в тот же самый угол, закрыла голову руками) и толкнул дверь.

Вошёл.

Сумрак. Тяжёлый, вязкий, неприятный. Там, в комнате Ники, было свежо и приятно, а здесь — окно открыто, но не продохнуть.

Голос. Или показалось? Словно кто-то тихо шепнул за спиной. Я невольно обернулся — никого. Шагнул. Похоже, кровать Софии слева — вот сумочка, которую она носила; старая, кожаная, потёртая, вечный объект насмешек. Ники особенно преуспела в насмешках, одним только взглядом умела вгонять Софию в краску. И дорожная сумка — синяя, вся во множестве пятен, правая ручка держится на честном слове. На едва живом слове.

Я протянул руку к сумочке.

«Вот он!»

Я чуть не подпрыгнул. В коридоре, шагах в семи от меня, вскрикнула София. Она тоже слышала? Позади — никого, но кто-то постоянно обжигает взглядом затылок.

Стиснул зубы, сделал шаг к кровати. Шелест за спиной. Мягкие взмахи позади и вверху — крылья? Ветер развевает лёгкие занавески? Вновь обернулся. Никого. Но ощущение внимания всё ближе, всё неприятнее. И голоса. Смешиваются, сливаются, становятся приближающимся, жутким гулом….

Вот он. Вот он. Не дайте уйти, держите его. Держите всех. Не дайте уйти. Не дайте…

Я бросился к кровати. Схватил сумочку… схватил дорожную сумку, рванул на себя. И ручка подвела, распалось честное слово, а из окна на меня уже падала бесформенная тёмная тень. Я закричал бы, ужас подавил и заместил рассудок, но горло не слушалось. Я едва удержался на ногах, вылетел в коридор. София бросилась мне навстречу. Обхватила меня. Молча. Только дрожала, крупно-крупно.

— Смотри, — шепнула она.

Тени. Там, в коридоре, кто-то ходит. Взад-вперёд. Прошёл мимо двери… показалось, что задержался (София крепче вцепилась в меня), прошёл дальше. В сторону балкона. Время тянется… где он, где этот загадочный человек, что движется настолько бесшумно?

Никого. Я распахнул дверь, схватил Софию в охапку, выскочил наружу.

Там, где балкон — что-то чёрное, клубящееся. София вскрикнула, указала рукой — тёмное облако поползло к нам; из глубин его доносилась та самая смесь голосов. Только бы София не упала в обморок, только бы смогла двигаться.

Зря я боялся. Смогла, да ещё как. И мы побежали.

На автобус мы, конечно, опоздали. Праздник шёл вовсю; в полночь за нашими спинами в воздухе распустился изящный букет фейерверка. Многоцветные тени от него, дрожащие и тающие, легли прямо перед нами. Но мы не останавливались. Шли быстро, настолько быстро, насколько позволяла моя нога — ударился о дверной косяк коленом. София шла рядом. Молча. Держала меня за руку крепко, не отпускала.

А я считал её трусихой. После того, как Ники «заговорила» (по словам Софии) её кавалера, красавчика Жана, Жана Леттье — София как будто сломалась. Из жизнерадостной и острой на язычок провинциальной девицы стала молчаливой, вечно плачущей серой мышкой. Я украдкой смотрел на её лицо, пока шёл — никакой «мышки». Угрюмая, но решительная София. Пусть только тень той, что я помнил, но — даже такая тень выглядела лучше забитого, раздавленного существа, что не так давно плакало, вжавшись в угол.

— Он ударил меня, — сообщила София неожиданно. Не поворачивая головы, не замедляя шага. Словно продолжала беседу. Вокзал уже был виден — ещё минут пятнадцать ходу, и мы на месте. Только теперь я осознал, что буду вынужден бросить Софию — если решу всё-таки выполнять инструкции Ники. Софии не скажешь «поехали, так надо» — потребует объяснений. Эту черту у неё не отняло даже превращение в «мышку».

— Она что-то сделала с ним, — продолжила София, убедившись, что я слышу. — Она ведьма, Брюс. Мама рассказывала про таких.

О да. Кто только и как только ни называл Ники. За глаза или в глаза. Но никто ещё не осмелился обозвать её дважды. Ники, особенно пьяную, особенно в компании Поля, стали бояться. Бояться до дрожи. Удивительно, что сама она терпела такое отношение Длинного — тому ничего не стоило ударить её прилюдно, и Ники тут же выражала полную покорность…

София говорила и говорила. Пусть. Похоже, я остался единственным человеком, который может её выслушать. Пусть даже не могу помочь ничем другим.

Вот и вокзал. Кроме смутно знакомых парня с девушкой (с исторического, что ли?), на перроне никого не было. Я засунул руку в карман куртки. Чудо, что не потерял медальон Ники. Чудо, что не выронил сумку — там все документы.

— Брюс, — София осторожно потянула меня за рукав. Взглянула в лицо. И я снова увидел черты «мышки» — виноватое, понурое выражение. — У меня нет билета. Он там, на столе, в моей комнате.

Я чуть не застонал. София в своём репертуаре. Сейчас разрыдается, несомненно.

— Софи, — я взглянул в её глаза. Те уже были влажными. — Мне нужно в Ле-Тесс. Если хочешь, поехали вместе.

Она молча бросилась мне на шею. Ждала, видимо, что я скажу, что она так и осталась безрукой, ни на что не годной, и брошу здесь же.

— Хочу, — шепнула она. Медленно отступила, успев превратиться в прежнюю, жизнерадостную провинциальную девицу.

В самом здании — пустынно. Открыта дежурная касса. Чувствуя себя неловко, я двинулся к ней, нащупывая в кармане медальон Ники и совершенно не представляя, что я должен сказать.