Тамара Крюкова - Ведьма

Егор не знал, с чего начать. После разговора с Людкой он был полон решимости раз и навсегда, поставить Тоню на место, но сейчас, когда девчонка, робея, стояла перед ним, с покорностью ожидая самого худшего, его воинственный пыл угас.

Ему стало неловко, как будто он собирался шугануть больную собаку.

— Нам надо поговорить, — произнес он колючим, чужим голосом и сел.

Поколебавшись, Тоня подошла и несмело опустилась рядом. После встречи в беседке они ни разу по-настоящему не говорили. Сколько раз Тоня мечтала об этом, но реальность отличалась от фантазий.

Чтобы как можно скорее покончить с неприятным объяснением, Егор без обиняков начал:

— Зачем ты за мной всё время следишь?

Вопрос остался без ответа. Её молчание не облегчало и без того тяжёлого разговора. Накопившееся в Егоре раздражение вскипало, готовое выплеснуться наружу.

— Перестань за мной ходить, — продолжал он.

Девочка покорно кивнула.

— Что ты всё время молчишь? — взорвался Егор

.

Тоня подняла на него глаза. В темноте они казались непомерно огромными и печальными, как на иконах. В зрачках дрожали блики слёз.

Егор отвёл взгляд. Жалость подкатила к горлу. Он делал то, что должен был сделать, и всё же чувствовал себя подонком.

— Прости. Я не хотел на тебя кричать. Просто странный какой-то у нас разговор. Ты же не столб. Скажи что-нибудь. Ты хоть понимаешь, что бегать за парнем нехорошо? — спросил он, пытаясь загладить неловкость.

— Любить душой — не грех, — по-простому, безо всякого кокетства сказала Тоня.

Это было уже второе объяснение в любви, которое Егор выслушал за последние дни. Они были так же не похожи друг на друга, как и сами девчонки, и каждое по-своему вызвали у Егора чувство дискомфорта.

Он побаивался Людкиной напористости, а Тонино признание его вконец смутило и не на шутку испугало. Он был не готов взвалить на себя тяжёлую ношу её любви.

Пока её чувства не были облечены в одежду слов, он мог делать вид, что ничего особенного не происходит. Мало ли девчонок бегает за ребятами. Но теперь он был обязан вернуть ее из мира грез на землю, чтобы она не питала ненужных иллюзий.

Пытаясь спрятать горькую пилюлю в сладкую оболочку, он начал с заезженного штампа:

— Ты хорошая девчонка.

Что в переводе означало: ты мне не нужна. Однако Тоня не владела искусством перевода и понимала все прямолинейно и примитивно, без дипломатических экивоков. На её лице мелькнула робкая тень радости. Егору приходилось с трудом нащупывать дорожку в топкой трясине фраз, подыскивая надежные кочки-слова.

— Но посуди сама, куда бы я, ни пошёл, ты за мной. Нельзя же так.

— Почему нельзя? — с детской непосредственностью спросила Тоня.

— Ты что — издеваешься? Все уже смеются.

— Что с того? Они не понимают: над любовью нельзя смеяться.

Разговор зашёл в тупик. Егор с досадой понял, что они говорят на разных языках. Тоня словно жила в только ей ведомом архаическом мире и не хотела понимать элементарных вещей.

На танцплощадке уже началась дискотека. Тишину летнего вечера, напоенную стрекотом цикад и кваканьем древесных лягушек, разрушили звуки электрогитары. Это подсказало Егору последний аргумент.

— У нас с тобой ничего не получится. У меня есть девушка.

— А мне ничего от тебя не надо. Разве что тебя видеть, — сказала Тоня и тихо добавила: — Она тебе тоже не пара. В ней ума больше, чем души.

Зажатый в тиски ревности двух девчонок, на этот раз Егор вступился за Людку.

— Если вы с ней не сошлись характерами, это еще не значит, что она плохая.

— Не плохая. И не хорошая. В ней всякого хватает. Вот её так и ломает. Её Господь испытывает.

— В каком смысле?

— Красота — это большое испытание. Искушений много. А любить она не умеет.

— Это ты так считаешь, а она думает иначе, — возразил Егор.

— А ты?

Вопрос попал в точку. Несмотря на то, что Людка без обиняков заявила, что он ей нравится, на роль Джульетты она отнюдь не подходила. Впрочем, может быть, в наше время Джульетты вообще перевелись? В любом случае Егор не собирался обсуждать их отношения, поэтому слукавил:

— Я тоже.

Разговор явно затянулся и сворачивал не в то русло. Нужно было закругляться. К счастью, у пояса зазвонил мобильник, выдав пассаж из фуги Баха. Егор поднёс трубку к уху.

Раздался недовольный голос Людки:

— Ну, ты, куда там пропал? Долго тебя ещё ждать?

— Я сейчас.

Он нажал кнопку отбоя и сказал:

— Мне надо идти.

Тоня кивнула.

— Ты не обиделась?

Девчонка помотала головой, видимо, исчерпав сегодняшний запас слов.

— Пока, — сказал он, поднялся со скамейки, отошёл на несколько шагов, но вдруг споткнулся и чуть не упал. Какая-то мощная сила тянула его назад. Он повернулся. Вдруг невидимые путы ослабли.

Тоня упала перед ним на колени и торопливо запричитала:

— Прости. Прости. Я виновата. Я грешница. Прости.

Тоню сжигали страх и стыд. Вера в то, что нельзя силком подчинять людей своей воле, глубоко пустила в ней корни, и теперь она раскаивалась в своём грехе. Она так сильно хотела удержать Егора, что инстинкт на мгновение взял верх над разумом.

Егор постарался высвободиться из пут ее рук.

— Перестань. Ты что? Встань.

Но она будто не слышала и цеплялась за него, как утопающий за последний плот. Наконец он поднял её на ноги. Девочка продолжала конвульсивно вздрагивать от рыданий. Худая и ссутулившаяся, она походила на подраненную птицу, но на этот раз в Егоре не шевельнулась жалость. Ему стало страшно. Он вдруг осознал, что эта хрупкая девчонка могла так связать его невидимой верёвкой, что он бы сам бегал за ней, как собачонка.

— Это и есть приворот? — спросил он.

— Теперь ты тоже думаешь, что я ведьма, нелюдь? — тихо спросила Тоня, глядя в землю.

Он пожал плечами.

— Некоторые люди этим деньги зарабатывают. И вроде неплохо живут.

— Плохо. Господь это не одобряет. Потом за всё спросится.

— Что, в рай не попадут?

— Может, и так. Господь знает, как распорядиться.

— Значит, если б не это, ты могла бы заставить меня за собой бегать?

Тоня помотала головой.

— Кого любишь, того неволить не станешь. Силком — это не любовь. Надо, чтобы душа отзывалась.

Её ответ обескуражил Егора. Любая другая на её месте пользовалась бы своим даром на полную катушку, не щадя чужих чувств. На ум почему-то пришла Людка. Вот уж кто не церемонился бы. Впрочем, ей хватало и других средств.

Снова зазвонил мобильник. Егор выключил его, не ответив на звонок. Некоторое время они сидели, молча, а потом Егор произнёс:

— Ты потрясшая девчонка. Правда.

На этот раз фраза не нуждалась в переводе. Он сказал именно то, что хотел сказать, и всё же это было лишь вступлением к неизбежному: