Алексей Корепанов - Две стороны неба

На этом он проснулся и недоуменно уставился на Малютку, который громко лязгал затвором разобранного плазмомета.

- Ты чего, Юджин? - хрипло спросил он, медленно возвращаясь к действительности.

- Все хоть занятие! - ответил Малютка, любовно рассматривая аккуратно разложенные детали автомата и плазмометов.

Не надо было слыть большим знатоком символики фрейдизма, чтобы понять смысл этого сна.

На следующий день Малютка перестал распевать песни. Он замкнулся в себе, только иногда бормотал: "Ах, сволочи!" - и опять умолкал, никак не реагируя на вопросы Роберта. Потом Роберт все-таки уговорил его вновь пойти в столовую, и здесь-то их и застало невеселое сообщение Луиса Мариньо.

Они просидели в столовой еще часа два, потому что уходить им совсем не хотелось. Они сидели и молчали.

- Пошли! - наконец, сказал Малютка, поднимаясь из-за стола. - Скоро подчалят.

Они вышли в коридор и Малютка вдруг вспомнил о Витторио.

- А этот что, отсидеться вздумал?

- Он в ванной, - кратко ответил Роберт.

- Купается, что ли? - не понял Малютка.

- Да. Голову мочит. Давно уже.

- Понятно... Ну пусть моется, - оторопело сказал Малютка. - Значит, решил, как папаша...

Антонио Мариньо тоже в свое время выбрал такой способ самоубийства.

Они подошли к щиту, навсегда отрезавшему их от привычного мира, и сели.

"Жил на свете такой парень, Роберт Гриссом. Родителей его прогнали с Земли коммунисты, отца убили коммунисты и мама решила умереть тоже из-за коммунистов. Как вы думаете, мог ли этот парень любить коммунистов? И вот Роберт Гриссом подрос, взял в руки автомат и решил бороться с ними. Но коммунисты были очень хитры и поймали Роберта Гриссома в ловушку. Как вы думаете, должен ли он убить хотя бы одного из них, если будет такая возможность, или ему лучше безропотно дать себя схватить, перенести все побои и валяться в ногах, вымаливая пощаду, как хочет сделать один храбрый парень Юджин? То-то и оно! - Роберт вздохнул. - Нет у Роберта Гриссома иного выхода, кроме как перегрызть одному из них горло, а потом пусть стреляют!"

Он принял решение и почти успокоился.

- Послушай, Юджин, ты был доволен жизнью?

- А что! - подумав, ответил Малютка. - И пил вдоволь, и морды бил в свое удовольствие, и девочек очень уважал. Не обижал их невниманием.

- Зачем же ты тогда стал налетчиком? Красных ненавидел?

Малютка пожал плечами.

- А по мне хоть красные, хоть синие, хоть коммунисты, хоть дантисты. Мне чихать на это!

- Зачем же ты здесь?

- Машину водить приятно. И с пушками баловаться люблю. Налетел, разгромил и смылся!

"Вот оно что! - Роберт был озадачен. - Значит и Малютке нет никакого дела до коммунистической тирании! В коммунистах он видит не врагов, а просто объект для развлечения. Ну-ка, припомним. Как это?.. Выход наружу деструктивного влечения к самоуничтожению, перенос этого влечения с собственного "Я" - в данном случае, на коммунистические станции. Жаль,что знания эти отрывочные пропадут для меня вместе со смертью. Мир-то очень интересен... Значит, вот почему Малютка может спокойно поднять руки вверх. Ему легче".

- А если бы тебя отпустили, Юджин, что бы ты делал? Вернулся на Базу?

- Чего привязался? Почем я знаю! Может и вернулся бы, а может и нет. Да и кто отпустит?

- Ну а если не вернулся, чем бы стал заниматься? - не отставал Роберт.

- Слушай, отвяжись! - рассердился Малютка. - Слонов бы разводил, видал таких зверюг на картинках?

- А серьезно?

- Ладно, - сдался Юджин. - Пытай перед смертью, черт с тобой! Только я и сам не знаю... Все как-то не до того было.

Он поскреб здоровенной лапой в рыжих волосах, потер заросший такой же рыжей щетиной массивный подбородок.

- Наверное, попросился бы машину водить. Машины у них хорошие. Или дрался бы с какими-нибудь мятежниками.

- За коммунистов?

- Я ж тебе толкую, сволочь, что все равно мне, коммунисты они или нет. Главное - тарахтелка в руках, враг перед тобой и - бах-бах! - поехали!

Они немного помолчали, погруженные в свои мысли.

- Так, - Малютка посмотрел на часы. - Если это патруль, то они должны уже...

Станция содрогнулась от резкого толчка и Малютка прикусил язык. Роберт больно ударился затылком о стену.

- Сволочи! - заорал Малютка, морщась от боли. - Кто ж так подчаливает?

Роберт вдруг обнаружил, что тело его превратилось в вялый мешок, не способный не только прыгать и перегрызать чужое горло, но даже пошевельнуть хотя бы пальцем.

"Лицам, задержанным на станции, предлагаем бросить оружие!" отчетливый радиоголос звучал твердо и устрашающе.

- Уже бросили! - поспешно сказал Малютка.

Щит исчез в стене. Роберт хотел подняться, но все усилия были бесполезны, как в кошмарном сне. На них, поблескивая большим круглым глазом, уставилась голубая коробка на высоких тонких ногах.

- Телекамера, - прошептал Малютка. - Не доверяют...

Он встал перед объективом, указал на себя и Роберта, на разобранные автомат и плазмометы и, запинаясь, сказал:

- Нас только двое. Без оружия... Вернее, пятеро, - быстро поправился он. - Двое там, - он неопределенно махнул рукой. - А третий в ванне. Покойники.

Радио молчало. Телекамера медленно двинулась мимо, доехала до поворота и остановилась, словно вглядываясь в глубь станции.

- Сейчас пожалуют! - Малютка занервничал, даже перекрестился к удивлению Роберта и покорно застыл, опустив голову и руки. - Не проболтайся про тех! Скажем, что они сами друг друга угробили.

Роберт все еще не мог подняться. Краем глаза он видел быстро мелькающие цифры на электронных часах, вмонтированных в рукав скафандра. Через несколько мгновений все будет кончено. Внезапно он вновь почувствовал свое тело. Только бы успеть! Он резко выбросил руку в сторону разобранного автомата, схватил его, начал торопливо прилаживать детали. Только бы успеть!

Юджин прыгнул к нему, вырвал автомат, молча ударил по лицу. Роберт зашипел от боли. Язык обожгла соленая кровь, губы набухли. Малютка поднял его, грубо схватив за шиворот, и поставил рядом с собой, вцепившись своими ручищами в его обессиленные руки.

Двери шлюзовой камеры разошлись. За ними стояли четверо, вооруженные подобием плазмометов, в серебристых скафандрах с белыми шлемами, скрываюшими лица. Они почти одновременно поднесли руки к шлемам, шлемы откинулись и перед Робертом и Малюткой Юджином оказались самые обыкновенные молодые парни, ну вроде Эриха Майера, Дика Редстоу или Луиса Мариньо.

- Просим в гости, господа оппозиционеры!

Это сказал один из них, молодой, может быть, года на три-четыре старше Роберта, светловолосый и голубоглазый и не очень-то грозный на вид. И голубые его глаза совсем не пылали ненавистью, глядели с любопытством, как на диковинных животных. Голубоглазый повел оружием в сторону выхода.