Алексей Корепанов - Две стороны неба

- Гриссом? - Либетрау чуть подался к нему. - Сын?

- Сын! Короткое молчание.

"И кресла специально мягкие поставили, - подумал Роберт. - Чтобы легче было расслабиться и проговориться. Чуть пожестче бы!"

Сиденье под ним сразу стало твердым и он чуть не вскочил. Либетрау улыбнулся.

- Как тебе Земля, Роберт?

"Спокойно! Какой-нибудь преобразователь биотоков..."

Он пожал плечами и процедил сквозь зубы:

- Еще не разглядел.

Он опустил голову, прикинулся, что углубленно изучает узорчатый пол, а на самом деле напряженно ждал, когда этот русский немец кончит ломать комедию и возьмется за дело по-настоящему.

Либетрау задумчиво смотрел на Роберта, слегка постукивая пальцами по столику.

- А в кино видел Землю?

Роберт, подумав, кивнул. Вопрос как будто не скрывал никаких ловушек.

- Похожа?

- Можно ближе к делу?

Либетрау перестал барабанить по столику.

- Можно. Ты чему-нибудь учился?

- А как же! Я умею водить бот, стрелять и пить спиртное прямо из горлышка.

- Та-ак! - протяжно и грустно сказал Либетрау. - Ну а читать и писать?

Роберт прищурился и с удовольствием произнес:

- Представьте себе, мы умеем читать и писать. Лично я окончил полный курс школы, по учебникам, разумеется, и с обучающими автоматами, читал Канта, Фрейда, Платона, "Капитал" и прочее.

- Ну и как? - с оживлением спросил Либетрау.

- Что "как"?

- "Капитал". Одолел до конца?

- Н-нет... - немного смущенно признался Роберт. - Но знаю, что экспроприаторов надо экспроприировать!

Либетрау неожиданно звонко захохотал, откинувшись назад и хлопая себя по коленям.

- Мо...лодчина! - едва выговорил он сквозь смех.

- А экспроприаторы - это вы!

- Это как посмотреть, - сказал Либетрау уже серьезно. - С чьей точки зрения. Ну вот что, Роберт Гриссом. Очень хорошо, что ты самостоятельно прошел полный курс школы и читал Платона и "Капитал". Но тебе не кажется, что знания твои несколько устарели? Лет так на тридцать?

Роберт промолчал.

- Сколько тебе сейчас?

- Шестнадцать.

Либетрау опять задумчиво забарабанил по столику и вдруг задал совсем уж непонятный вопрос:

- А что тебе больше нравится: физика, биология, история?

Роберт насторожился. Ему было непонятно, куда клонит Либетрау.

- Мне все равно.

- Хорошо! - Либетрау решительно встал, пригладил седеющие волосы и подошел к окну. - Коротко о нашей системе образования. Десять лет изучаются общеобразовательные дисциплины. В одиннадцатом классе тоже знакомятся с новейшими данными в разных областях науки, но главное там - специализация. Записываешься в класс химии, или класс математики, или класс географии что больше по душе. А через год, получив соответствующую подготовку, поступаешь в высшее учебное заведение. Поясняю: выбрал историю - значит, в одиннадцатом изучаешь в основном ее, а также сопутствующие дисциплины: этнографию, источниковедение, археологию и так далее. Понятно?

- Не совсем, - удивленно ответил Роберт. - При чем здесь школа?

Либетрау подошел к нему, наклонился над креслом.

- Я не зря привел в пример историю. Она дает наиболее полное представление о развитии человеческого общества, согласен? Мне кажется, такие сведения тебе не помешают, а потому жить ты будешь в школе-интернате, вместе с ребятами, которые осенью пойдут в класс истории. Тебе полезно будет с ними пообщаться. Учиться будешь по отдельной программе, а потом сможешь сам выбрать предмет, который тебя заинтересует.

Либетрау похлопал Роберта по плечу и опять сел за столик. Роберт растерянно смотрел на него.

- Это... приказ?

- Почему? Высшее образование обязательно для всех. Неучам у нас делать нечего.

- А заводы?

- Что "заводы"?

- У станка-то можно и без высшего!

- Роберт, дорогой! - тихо, но внятно сказал Либетрау. - У нас давным-давно никто не стоит у станков. У нас заводы-автоматы. Ничего, поживешь здесь неделю, узнаешь кое-что о нашей жизни, а потом на Волгу, в сосновые леса, учиться. Договорились? Тогда у меня все.

- Как - все?..

- А тебе что-то непонятно? Тогда спрашивай.

- Все понятно! - поспешно сказал Роберт.

- Никто, конечно, не хочет, чтобы его считали предателем, - задумчиво произнес Либетрау. - Только настоящее-то предательство как раз в том, что вы здесь, а они еще там. - Либетрау показал на потолок. - От того, насколько быстро ты это поймешь, зависит их судьба.

А потом пролетели дни, до отказа наполненные знакомством с Землей, с ее порядками, наукой, техникой, культурой, пока еще на киноэкране, и наступил, наконец, тот момент, когда Роберт вместе с Либетрау прошел по песчаным дорожкам парка к зеленой лужайке, где ждал его оранжевый и круглый как апельсин летательный аппарат.

- Счастливого пути! - сказал Либетрау. - Там тебя встретят.

Он захлопнул прозрачную дверцу и отошел. Под ногами Роберта тихо загудело и лужайка, тополя и Либетрау с поднятой рукой начали быстро проваливаться и уменьшаться.

...Интернат Сосновый Бор оказался целым городком, спрятанным в лесу. Под высокими соснами стояли двухэтажные белые коттеджи, учебные корпуса, домики наставников в окружении плавательных бассейнов и спортивных площадок. Здесь жили и учились ребята, чьи родители работали вне Земли, в разных уголках еще не обжитой до конца Солнечной системы. Встретили Роберта просто и доброжелательно, как обычного новичка, и никто не смотрел на него с любопытством и опаской, как на злое инопланетное чудо-юдо.

Ему приходилось заниматься с наставниками даже в то время, когда другие отдыхали, но он делал это с удовольствием. Учиться оказалось чертовски интересно, да и слова Либетрау о знаниях тридцатилетней давности крепко засели в памяти.

"Я отлично понимаю, что учат меня однобоко, - говорил себе Роберт, что они выпячивают выгодные им факты, искажая или умалчивая о других, но пропаганда пропагандой, а поучиться не мешает даже у врагов. Ведь от борьбы-то я не отказываюсь! И главное - я остался жив!"

А сегодня он встал, когда соседи по комнате, Пашка и Анджей, еще спали, спрыгнул из лоджии второго этажа под окно комнаты девчонок и ушел к реке. Его раздражал непривычный интернатский режим: завтрак, обед и ужин всегда в одно и то же время, занятия тоже, а после отбоя нужно ложиться, даже если совсем не хочется спать. Никакой свободы!

И вот он лежал на траве у неглубокой речки, а солнце жгло уже вовсю. Жалобно гудели одуревшие от жары шмели, из-за речки доносилось конское ржание. Роберт повернул голову и с любопытством приоткрыл один глаз. У самого лица он с удивлением обнаружил чью-то босую ступню. Пальцы на ступне нетерпеливо шевелились.

- Они, наконец-то, соизволили бросить царственный взгляд на близлежащий ландшафт! - торжественным голосом сказали над головой.