Орсон Кард - Песенный мастер

А потом, уже на вершине он столкнулся с Эссте нос к носу.

Она была удивлена и не скрыла этого. Затем пробормотала несколько нот, чтобы успокоить мальчика. «Я так и знала, что ты придешь сюда», говорила ее песня. Потом Эссте начала рассматривать окрестности, и Анссет занялся тем же самым. Под ними на волнообразно вздымающихся холмах рос лес. Котловина меж холмами была занята озером. Если не считать нескольких прогалин, его берега поросли деревьями. Озеро было не слишком большим, на планете случались и побольше, но для Анссета оно было наполнено всей водой мира. В нескольких сотнях метров от того места, где стояли Анссет и Эссте, озеро вытекало через каменную гряду, образуя водопад. Но здесь не было ни малейшего намека на опасность: которую несет в себе падение. Тут озеро было плоским, водные птицы плескались и ныряли в его водах, время от времени издавая свои крики.

Эссте задала мальчику вопрос мелодией, и Анссет ответил:

— Оно большое. Большое, как небо.

— Это еще не все, что ты можешь увидать, сын мой, Анссет. Ты можешь видеть еще и горы вокруг озера, держащее его в своих ладонях.

— А что делает озеро озером?

— Река приходит в эту долину, неся с собой воду. Дальше ей нет места, куда ей течь, вот она и накапливается. До тех пор, пока не прольется вниз водопадом. Озеро не может наполниться более, чем до самой нижней точки. Это и есть Самообладание, Анссет.

Это и есть Самообладание. Незрелый разум мальчика с трудом пытался увидать связь.

— Так почему же оно, озеро, похоже на Самообладание?

— Потому что оно глубокое, — ответил Анссет.

— Ты гадаешь, а не думаешь.

— Потому что, — сказал тот, — потому что оно сдерживается везде, кроме одного места, так что, если озеро и вытекает, то понемногу за раз.

— Ближе, — сказала на это Эссте. Что означало, ответ был неправильным. Анссет поглядел на озеро, пытаясь найти подсказку. Только виденное им все равно было только озером.

— Если озеро ничего не говорит тебе, не гляди на него.

Поэтому Анссет поглядел на деревья, на птиц, на склоны. Он оглядел все холмы. И он уже знал, что хотела сказать ему Эссте.

— Вода вытекает в низком месте.

— И?

Неужели это еще не все?

— Если бы это низкое место было повыше, озеро стало бы глубже.

— А если бы это низкое место располагалось бы еще ниже?

— Тогда озеро не было бы озером.

После этого Эссте прервала разговор. А точнее, сменила язык, потому что теперь она пела, и в песне ее была небольшая доля радости. Эта радость эта была сдержанной и негромкой, но она рассказывала, без слов, про счастье; о том, что ты нашел после долгих исканий, про то, что получил такой долгожданный дар; о том, что, наконец-то, наелся, когда уже думал, что еды вовсе не будет. Я так жаждала тебя, и вот ты здесь, говорила песня.

И Анссет понимал каждую нотку этой песни, а также все остальное, оставшееся за этими нотами, и он тоже запел. Колокольчиков не учили гармонии, но Анссет пел и ее. Она была неправильной, всего лишь противомелодией песни Эссте, она диссонировала с нею, но каким-то образом усиливала бьющую из песни наставницы радость, и если бы на месте Эссте был другой учитель, с меньшим умением Владеть Собой, повторение Анссетом глубинных идей песни ошеломило бы его, но у мудрой женщины было достаточно опыта, чтобы пропустить этот экстаз через собственную песню. Она становилась настолько неодолимой и мощной, а мальчик был настолько восприимчивым к ней, что мелодия овладела им, и он всхлипнул, прижался к учительнице, но все равно пытался петь сквозь слезы.

Она опустилась на колени рядом с ним, обхватила руками, зашептала его, так что вскоре Анссет заснул. Она разговаривала с ним, пока мальчик спал, говоря вещи далекие от его понимания, но Эссте все равно прокладывала тропки в его сознании. Глубоко-глубоко в его голове наставница устроила секретные местечки, и в одном из них спела песню любви, спела так, что в случае большой нужды, та прозвучит в мальчике, и он все вспомнит и наполнится этой песней.

Когда Анссет проснулся, он уже не помнил о том, как утратил Самообладание; не помнил он и того, что говорила ему Эссте. Вместо этого он подошел к ней и протянул руку, и наставница повела его вниз с вершины холма. Он чувствовал, что это правильно: держаться за ее руку, хотя такая близость между учителем и учеником запрещалась — отчасти потому, что само его тело требовало держаться за руку женщины, которой он полностью доверял, а отчасти — потому что он знал откуда-то, что и сама Эссте не будет возражать.

Киа-Киа была Глухой. В восемь лет она так и не поднялась выше уровня Скрипучки. Ее Самообладание было очень слабым, музыкальный слух — неразвитым. И это вовсе не было недостатком ее врожденных способностей — нашедший девочку искатель Дома ошибки не сделал. Просто, она уделяла этому недостаточно внимания. Это ее не заботило.

Во всяком случае, так говорили. На самом же деле, это ее очень даже заботило. Заботило, когда дети ее возраста, на год моложе и даже еще на год младше обгоняли ее. Все были к ней добры, отчаивался мало кто, потому что было хорошо известно, что некоторые дети начинают петь позже остальных. Еще сильнее ее озаботило, когда ей осторожно стали говорить, что нет смысла продолжать дальше. Она была Глухой, и не потому, что не слышала, но потому, что она, как говорили учителя, «Слушала, не слыша». А затем пришло другое. Другого рода учителя, иного рода обязанности, другие дети. Глухих было не много, но достаточно, чтобы собрать целый класс. Их обучали самые лучшие учителя, которых можно было найти на планете Тью. Только учились они не музыке.

Певческий Дом заботился о своих детях, думала она часто, иногда с благодарностью, иногда с горечью. Теперь я избрана заботиться о нем. Обучаться работе по обслуживанию Дома. Изучать науки, историю и языки, и в этом я чертовски хороша. Снаружи, снаружи меня считали бы одаренной. Но здесь я Глухая. И вскоре я оставлю более лучших.

Вскоре она уедет. Девушке уже исполнилось четырнадцать лет. Осталось буквально несколько месяцев. В пятнадцать она может покинуть Дом, у нее будет приличная стипендия, и перед ней будут открыты двери десятка университетов. Деньги будут поступать, пока ей не исполнится двадцать два года. А если будет необходимо, то и далее. Певческий Дом заботился о своих детях.

Но впереди оставалось еще несколько месяцев, нынешние же обязанности были довольно интересными. Киа-Киа имела дело с безопасностью, проверяя предупреждающие и защитные устройства, дающие уверенность, что Певческий Дом останется изолированным от всей планеты Тью. В давнее время такие устройства вообще не были нужны. Было такое время, когда Песенный Мастер из Высокой Комнаты правил всем этим миром. Но менее века назад внешний мир в лице пиратов, позарившихся на громадные сокровища, попытался ворваться в Певческий Дом. Так что теперь здесь имелись защитные устройства, чтобы проверить их все, нужен был целый год. Обязанность Киа-Киа заставляла ее проверять их по всему периметру, целое путешествие, длиннее, чем кругосветное, на скутере, так что часто она оставалась одна в лесах, пустынях и на морских побережьях принадлежавших Дому владений.