Эдгар Берроуз - Лунные люди [= Люди с Луны] [The Moon Men]

Я подождал, пока остальные заключенные не стихли, — наступила относительная тишина со стороны бараков, — и, взглянув на плац, я обнаружил, что почти все внутри. Часовой приходил и уходил снова с монотонным постоянством. Сейчас он приближался ко мне с востока, и я был наготове, стоя под низкой крышей, до которой мог достать подпрыгнув. Я слышал, как он уходит и дал ему целую минуту, что мне казалось достаточным, чтобы он не услышал, как я буду забираться на крышу. Затем я ухватился за доски, подтянулся и быстро вылез на крышу.

Я думал, что сделал это очень тихо, но у того типа наверняка были уши Адской собаки, потому что, как только я перекинул ноги через крышу, раздался стук бегущих ног, исходящий со стороны часового и почти мгновенно — ружейный выстрел.

И тут же началось невероятное. Гвардейцы бежали и кричали со всех сторон, зажегся свет в бараках, ружья заговорили с обеих сторон от меня и позади, а внизу раздавались бессильные крики арестованных. Казалось, сотня людей знала о моем плане и умоляла меня подождать их; но я продолжал действовать, хотя уже и начал раскаиваться. Мне ничего не оставалось делать, только идти до конца, каким бы он ни был.

Казалось чудом, что ни одна из пуль не задела меня; однако было темно, и я двигался быстро. Рассказ об этих событиях занял секунды; но по-настоящему мне хватило мгновения, чтобы пересечь крышу и спрыгнуть на открытое место. Я увидел свет к западу от себя и бросился на восток, по направлению к озеру. Наконец стрельба утихла, когда они потеряли меня из виду, хотя я и слышал звуки преследования. Тем не менее, я чувствовал, что все прошло успешно и поздравил себя за ту легкость, с которой удалось совершить практически невероятное, когда внезапно из черноты ночи передо мной вынырнула фигура огромного солдата, направляющего ружье прямо на меня. Он не задавал никаких вопросов, не требовал остановиться — а только нажал на курок. Я услышал, как боек бьет по капсюлю; но выстрела не последовало. Не знаю, какая в том причина и никогда не узнаю. Но было понятно, что ружье дало осечку, и солдат пустил в ход штык, когда я прыгнул по направлению к нему.

Глупец! Он не знал, что собирается справиться с Джулианом 9-м. Жалким движением от ткнул штыком в мою сторону, но одной рукой я перехватил ружье и вырвал из его рук. Одновременно я поднял оружие над головой и опустил со всей силой своей руки на его толстый череп. Словно подстеленный бык он опустился на колени и рухнул лицом вниз. Он так и не понял, от чего умер.

За своей спиной я услышал, что преследователи приблизились, видимо, они заметили меня, так как они вновь открыли огонь. Я слышал стук лошадиных копыт справа и слева от себя. Они окружали меня с трех сторон, а с четвертой было большое озеро. Через мгновение я оказался на краю старинной дамбы, а вокруг меня раздавались крики триумфа моих преследователей. Они видели меня и знали, что я у них в руках.

Как минимум, им так казалось. Я не ждал, пока они подойдут ближе и, вскинув руки над головой, нырнул в холодные воды озера. Быстро плывя от берега, я держался в тени и направлялся на север.

Я проводил большую часть лета в речке, так что чувствовал себя в воде как дома, вода была таким же жизненно важным элементом как воздух. Естественно, Каш гвардия не знала об этом, они даже вряд ли знали, что Джулиан 9-й умеет плавать, да в то время они не знали даже, какой заключенный сбежал; так что они, наверное, подумали, что я предпочел смерть новому аресту.

Тем не менее я был уверен, что они примутся обыскивать побережье в обоих направлениях, и, стараясь не шуметь, добрался до берега. Я проплыл еще дальше, пока не почувствовал, что существует малая вероятность того, что меня увидят с берега, — ночь была темной. Я плыл, пока, по мои расчетам, не оказался напротив устья реки и повернул на запад в поисках его.

Удача сопутствовала мне. Я попал прямо в устье и, борясь с сильным течением, был твердо уверен, что выбрался из озера; но даже тогда я не вышел на берег, предпочитая преодолеть сердце древнего города и только потом выбраться на твердую землю.

Наконец я выбрался на северный берег реки, находившийся дальше всего от бараков Каш гвардии, и двинулся так быстро, как мог, в направлении моего дома. Здесь несколько часов спустя я обнаружил взволнованную Хуану, ожидающую меня; она конечно же слышала о произошедшем на рынке. У меня были планы, и я изложил их Хуане и матери. Им ничего не оставалось делать, как только согласиться, что ничего, кроме смерти, не ждет их, если они задержатся дома хоть на день. Я был изумлен, что власти еще не послали войска за Хуаной и матерью. Но они могли появиться в любую минуту. Нельзя было терять времени.

Быстро собрав кое-какие пожитки я достал Флаг из тайника под камином и положил его под рубашку — мы были готовы. Отправившись в загородку, мы вывели Красную Молнию, двух лошадей и трех лучших молочных коз. Мы связали коз, и, когда Хуана и мать сели на кобыл, я положил коз через седло каждой из лошадей, а последнюю положил на седло Красной Молнии, которому не понравился странный груз, и сначала он капризничал.

Мы поскакали вверх по реке, оставив загородки открытыми, чтобы разбегающиеся козы скрыли наши следы, и наконец добрались до пыльной дороги рядом с домом Джима. Мы не остановились, чтобы попрощаться с Молли и Джимом, потому что нас могли увидеть наши враги и это принесло бы неприятности нашим хорошим друзьям. Это было печальное обстоятельство для бедной матери — оставить таким образом свой дом и своих дорогих соседей, которые были ей такими же близкими, как родные; но она была так же отважна, как Хуана.

Ни разу они не делали попытки отговорить меня от моего безумного плана, о котором я сообщил им. Наоборот, они подбадривали меня, а Хуана положила руку поверх моей, когда скакала рядом, и сказала:

— Я бы предпочла, чтобы ты умер, чем жил жизнью ничтожных рабов, без счастья и надежды.

— Я не умру, — сказал я, — по меньшей мере, пока моя работа не будет сделана. А, если я и умру, то должен знать, что оставляю более счастливую страну для своих людей, и они будут жить в ней.

— Аминь! — прошептала Хуана.

Этой ночью я спрятал их в развалинах старинной церкви, которую мы нашли наполовину сожженной калкарами. На мгновение я обнял их обоих — мать и жену — вскочил на лошадь и поскакал на юго-запад, к угольным шахтам. Шахты находились отсюда в пятидесяти милях, согласно слухам. Я никогда там не был; но я знал, что должен буду найти русло древнего канала и следовать по нему до района Джолиет приблизительно пятнадцать-двадцать миль, где должен повернуть на юг и, миновав большое озеро, я наконец доберусь до шахт. Я скакал остаток ночи и утро, пока не стали появляться люди в той малозаселенной области, сквозь которую я проезжал.