Майкл Крайтон - Восходящее солнце

«Так вам домой звонили дважды?», спросил Коннор.

«Да.»

«Понятно.» Он снова появился, на сей раз в темно-синем костюме, завязывая галстук. «Кажется, время для нас критично.» Он посмотрел на часы. «Когда Грэм позвонил вам?»

«Около девяти.»

«Тогда прошло уже сорок минут. Поехали, лейтенант. Где ваша машина?»

Мы заторопились по ступенькам.

Я проехал Сан-Педро и повернул влево на Вторую, направляясь к зданию Накамото. На уровне улицы стоял легкий туман. Коннор уставился в окно. Он спросил: «У вас хорошая память?»

«Мне кажется, довольно хорошая.»

«Я хотел бы, чтобы вы повторили телефонные разговоры сегодняшнего вечера», сказал он. «Передайте их с возможно большей точностью. Если сможете, слово в слово.»

«Попробую.»

Я пересказал свои телефонные разговоры. Коннор слушал, не прерывая и не комментируя. Я не знал, почему он так заинтересовался, а он мне не сказал. Когда я закончил, он спросил: «Хофман не сказал, кто просил о наземных линиях?»

«Нет.»

«Что ж, в любом случае – мысль хорошая. Я никогда не пользуюсь телефоном в машине, если могу обойтись. В наши дни слишком многие прислушиваются к эфиру.»

Я повернул на Фигероа. Впереди я видел прожекторы, освещающие фасад новой Башни Накамото. Само здание из серого гранита возвышалось в ночи. Я свернул на правую полосу и потянулся к отделению для перчаток, ухватив пачку визитных карточек.

На визитках было написано: «Детектив-лейтенант Питер Дж. Смит, Офицер Связи Специальной Службы, Департамент Полиции Лос-Анджелеса». По-английски с одной стороны и по-японски с другой.

Коннор взглянул на карточки. «Как вы хотите справиться с ситуацией, лейтенант? Вы прежде вели переговоры с японцами?» Я ответил: «Нет, никогда. Пара арестов за вождение в пьяном виде.» Коннор вежливо предложил: «Может быть, тогда я посоветую, какой стратегии нам придерживаться?»

«По мне, это было бы прекрасно», ответил я. «Я был бы признателен вам за помощь.»

«Олл райт. Так как офицер связи – вы, то, вероятно, самое лучшее, когда мы там появимся, чтобы командовали вы.» «Окей.»

«Не нужно меня представлять, или ссылаться на меня любым способом. Даже не глядите в мою сторону.»

«Окей.»

«Я – никто. Вы командуете самостоятельно.»

«Окей, прекрасно.»

«Лучше, если вы станете держаться официально. Стойте прямо и все время держите пиджак застегнутым на все пуговицы. Если вам кланяются, в ответ не кланяйтесь – просто коротко кивните головой. Иностранец никогда не станет мастером в этикете поклонов. Даже не пытайтесь.» «Окей», сказал я.

«Когда начнете говорить с японцами, помните, что им не нравится вести переговоры. Они считают их слишком конфронтационными. В своем обществе они, насколько возможно, их избегают.»

«Окей.»

«Следите за своими жестами. Держите руки по бокам. Широкие жесты руками японцам кажутся угрожающими. Говорите медленно. Сохраняйте голос спокойным и ровным.»

«Окей.»

«Если сможете.»

«Окей.»

«Последнее может оказаться трудным. Японцы могут вызывать раздражение. Вероятно, сегодня вы найдете их весьма раздражающими. Постарайтесь справиться как можно лучше. Но что бы ни происходило, не выходите из себя.» «Олл райт.»

«Иначе будет исключительно плохо.»

«Олл райт», сказал я.

Коннор улыбнулся. «Уверен, что вы справитесь хорошо», сказал он. «Может быть, вас совсем не потребуется моя помощь. Но если вас достанут, вы услышите, как я скажу „наверное, я могу оказать помощь“. Это будет сигналом, что вступаю я. С этого момента позвольте говорить мне. Я предпочитаю, чтобы вы больше не говорили, даже если они станут обращаться прямо к вам. Окей?» «Окей.»

«Вам захочется заговорить, однако даже не пытайтесь.»

«Понятно.»

«И далее, что бы я не делал, не показывайте никакого удивления. Что бы я ни делал.»

«Окей.»

«Как только вступлю я, передвигайтесь так, чтобы стоять слегка позади меня справа. Никогда не садитесь. Не оглядывайтесь. Не показывайте раздражения. Помните, что вы произошли от видео-культуры MTV, а они – нет. Они – японцы. Все, что вы делаете, будет иметь для них значение. Каждая мелочь вашей внешности и поведения отразится на вас, на департаменте полиции и на мне, как вашем руководителе и семпее.»

«Окей, капитан.»

«Есть вопросы?»

«Что такое семпей?»

Коннор улыбнулся.

Мы проехали мимо прожекторов и вниз по рампе в подземный гараж. «В Японии», сказал он, «семпей – это старший человек, направляющий младшего, которого называют кохай. Отношения семпей-кохай вполне обычны. Они часто подразумеваются, когда молодой и старый работают вместе. Наверняка они станут подразумевать это про нас.»

Я спросил: «Что-то вроде мастера и подмастерья?» «Не совсем», ответил Коннор. «В Японии отношения семпей-кохай обладают иным качеством. Больше напоминает любящего родителя: семпей предполагается снисходительным к своему кохаю и он снимает с младшего все виды юношеских эксцессов и ошибок.» Он улыбнулся. «Но я уверен, вы не захотите делать их ради меня.»

Мы спустились до конца рампы и увидели впереди плоское пространство гаража. Коннор посмотрел в переднее окно и нахмурился: «А где же все?» Гараж Башни Накамото был полон лимузинов; водители, опершись на свои машины, курили и разговаривали. Но я не видел никаких полицейских машин.

Обычно там, где произошло убийство, место освещено как рождественская елка: мигалки крутятся на полудюжине черно-белых машин полиции, на машинах медэкспертизы, скорой помощи и всех остальных. Однако сегодня ничего не было. Это был просто гараж, где у кого-то шла вечеринка, элегантные люди стояли группами, ожидая свои машины. «Интересно», сказал я.

Мы остановились. Парковщик отворил дверцу и я ступил на плюшевый ковер и услышал мягкую музыку. Мы с Коннором отправились к лифту. Хорошо одетые люди двигались в обратном направлении: мужчины в такседо, женщины в дорогих платьях. А возле лифта в запятнанном вельветовом спортивном пиджаке стоял и яростно курил сигарету Том Грэм.

Когда Грэм играл полузащитником в Ю-Эс-Си, он никогда не был на первых ролях. Этот кусочек юношеской истории прилип к нему, став характерной чертой: всю свою жизнь, он, казалось, пропускал критический момент продвижения по службе, следующий шаг в карьере детектива. Он перемещался из одного подразделения в другое, никогда не находя себе подходящего участка или партнера, который хорошо сработался бы с ним. Всегда чересчур откровенный, Грэм нажил врагов в офисе шефа, и к тридцати девяти дальнейшее его продвижение по службе было проблематичным. Ныне он был озлоблен, грубоват и набирал вес – громадный мужик, ставший тяжеловесной занозой в заднице, ибо всегда гладил людей против шерсти. Его представления о личной честности были явно ошибочными и он проявлял недружелюбный сарказм ко всякому, кто не разделял его взгляды.