Том Годвин - Вирус бессмертия (сборник)

— Вы на что-то натолкнулись?

— Мне попалась бумага, в которой упоминается человек, участвовавший в программе срочных исследований.

— Кто он?

— Называть его преждевременно.

Бранд насупился.

— Я должен знать, на кого вы натолкнулись.

— Не на кого, а на что. Возможно, этот человек чуть-чуть продвинулся вперед в отражении гамма-лучей.

— Значение этого?

— Если бы изобрели отражающий щит против гамма-лучей, то могли бы построить индивидуальные укрытия, защищающие от радиоактивных осадков. Как вы знаете, реальную опасность представляют именно радиоактивные осадки. Водородная бомба может разрушить город, а радиоактивные осадки медленно убить население на территории в тысячу миль длиной и сотни шириной.

— Ведем ли мы какую-нибудь работу в этой области? — спросил взволнованно Бранд.

— Нет.

— Тогда, какова цена нашим усилиям?

— Ничтожна.

— Что ж, пусть я покажусь безумцем, — сказал Бранд, — но достану вам список исчезнувших ядерных физиков, даже если мне придется для этого переплыть океан.

Он достал список. Он познакомился с материалами исследований каждого из них. Созвали расширенное совещание всей Комиссии, а затем пригласили тех, кто представлял мозг ядерных физиков нации. Доктор Кристоф вышел наконец с заседания, которое продолжалось всю ночь и часть которого прошла в присутствии президента.

Бранд встретил его. Оба выглядели измученными.

Бранд спросил:

— Ну как?

Кристоф кивнул.

— Большинство согласны. Некоторые, правда, сомневаются, но лишь некоторые…

— А вы? Вы уверены?

— Не совсем. Легче поверить в то, что советские физики работают над щитом гамма-лучей, чем убедить себя, что полученные нами сведения не имеют взаимосвязи.

— Было ли принято решение о продолжении исследований по проблеме защиты?

— Да. — Кристоф провел рукой по коротким щетинистым волосам и сухо произнес: — Мы намерены бросить на это все, что у нас есть. Зная о материалах, написанных людьми, которые засекречены, мы сможем пойти прямо по их стопам. Мы сможем даже превзойти их. Конечно, они обнаружат, что мы тоже работаем над этим.

— Пусть, — сказал Бранд. — Это предотвратит конфликт.

— А что с американским Зебатинским-Себатинским?

Бранд покачал головой.

— Нет никаких оснований связывать его со всем этим даже теперь. Черт возьми, мы все проверили. Сейчас он работает в засекреченном месте, и мы не можем оставить его там, даже если он вне подозрений.

— Но мы не можем вышвырнуть его просто так, русские начнут интересоваться им.

— У вас есть какие-то предложения?

Они шли по коридору вниз, к дальнему лифту, в тишине, характерной для четырех часов утра.

Кристоф сказал:

— Я заглянул в его труды. Себатинский хороший человек, лучший, чем большинство, но ему не везло в работе. У него не подходящий темперамент для коллективного творчества.

— В самом деле?

— Он создан для академического труда. Если предложить ему место профессора физики в крупном университете, я думаю, он примет его с удовольствием. Там достаточно несекретных областей, в которых его можно было бы занять. Мы могли бы держать его в поле зрения…

Бранд кивнул.

— Это мысль. Я изложу ее шефу.

Они вошли в лифт, и Бранд позволил себе поудивляться всему происшедшему. Что за конец истории, которая началась всего лишь с одной буквы.

Маршалл Зебатинский задыхался от волнения. Он сказал жене:

— Не понимаю, как все произошло. Неужели они узнали обо мне из мезон-детектора. О, господи, адъюнкт-профессор физики в Принстоне! Подумай только, Софи!

Софи откликнулась:

— При чем здесь мезон-детектор! Талантливого человека находят без детектора.

— Да, но как обнаружить талант, когда ты делаешь обычную нудную работу и ничем не выделяешься среди других?

— Возможно, причиной тому твоя фамилия, — сказала Софи. — Новая фамилия.

Он повернулся, чтобы посмотреть на свою жену.

— Моя новая фамилия? Ты имеешь в виду букву «С»?

— Да, да. Ты не получал предложения, пока не появилась эта странная буква.

— Но тут простое совпадение. Пустяк, стоивший мне пятьдесят долларов. Боже! Каким идиотом я себя чувствовал все эти шесть месяцев, настаивая на дурацком «С»!

Софи моментально заняла оборонительную позицию.

— Не дурацкая… Я уверена, что она — причина всех перемен.

Себатинский снисходительно улыбнулся.

— Суеверие.

— Не важно, как ты это называешь, но возвращаться к прежней букве не захочешь.

— Конечно, нет. Может быть, пойти дальше и поменять имя на Джон, а? — он рассмеялся почти истерически.

— Оставь в покое свое имя, — строго сказала Софи.

— Ну что ж, хорошо. Надо быть благодарным тому старцу, посоветовавшему изменить букву. В один из ближайших дней отправлюсь к нему, суну очередную десятидолларовую бумажку. Это удовлетворит тебя?

— Да.

На следующей неделе Себатинский собрался с силами и пошел к нумерологу. Он был в хорошем настроении и даже напевал что-то, шагая по улице.

Ладонь легла на дверную ручку, и большой палец уперся о металлический запор. Себатинский нажал ручку, но она не опустилась вниз, как обычно. Дверь была заперта.

Пыльная вывеска с нечеткой надписью «Нумеролог» исчезла. Другая, уже пожелтевшая от солнца и начавшая скручиваться, гласила: «Сдается».

Себатинский пожал плечами. Судьба!

Харунд, счастливо избавившись от материальной сущности, радостно прыгал, и вихри излучаемой им энергии горели пурпурным огнем в пространстве.

— Пока я не согласен.

— Что ж, давай вперед! Результатов не изменишь долгими разговорами… Уф, какое облегчение перевоплотиться опять в состояние чистой энергии. Мне понадобился микроцикл времени для пребывания в земном теле; чувствую себя совершенно изнуренным. Но важно было показать ТЕБЕ это.

— Я думаю, все в порядке, ты предотвратил ядерную войну на планете, натолкнув их на мысль о защите от гамма-лучей, — сказал Местак.

— Был ли это эффект Класса-А?

— Да, конечно.

— Хорошо. Теперь проверь и убедись, достиг ли я его с помощью стимуляторов Класса-Ф. Я изменил букву одного имени.

— Какого?

— О, не имеет значения. Такие-то дела. Я вычислил это для тебя.

Местак без охоты согласился.

— Я сдаюсь. Это стимул Класса-Ф.

— Значит, я победил? Признай это.

— Ни один из нас не победит, пока Наблюдатель не проверит.

Харунд, который пребывал на Земле в обличье почетного нумеролога и все еще не пришел в себя, сказал, испытывая облегчение от того, что больше им не был:

— Ты не беспокоился об этом, когда заключал пари.

— Я не думал, что ты будешь так безрассуден, что доведешь все до конца.