Яна Дубинянская - Письма полковнику

Но об одном она должна была его спросить. Немедленно:

— Как там сейчас?

Не останавливаясь, обернулся через плечо, мгновение глядел недоуменно, потом понял и ответил:

— Там уже всё.

На плече у девушки алела роза. Нечеткая, полустертая. Не татуировка, как он думал раньше, а так, переводная картинка…

Человек присел на корточки, убрал волосы с ее лица. Не успела испугаться — в смысле, испугаться еще больше, — и потому осталась красивой. Удивленное личико без косметики, без порочных взрослых ужимок. Ребенок. И так происходит каждый раз… Нет, у него никогда не будет детей.

Над ухом истошно рыдала какая-то другая, живая девочка, а еще одна тоненько, почти хрустально повторяла без остановки: «не надо, не надо…» Голоса звучали точно в терцию, словно жуткий безумный дуэт. И оркестровкой — крики, топот, ругательства, команды, переговоры по рации, сигналы скорой помощи, профессионально-дробная начитка репортажей с места происшествия… Человек поморщился, приложил ладони к ушам и вискам. Шум смазался, накрылся пленкой-фильтром. Так лучше.

Болела голова. Несильно и равномерно, без пульсации, будто заполняя тихой болью весь мозг, от лобных долей до затылка. Никогда раньше человек не терял сознания. Он нe представлял себе, что за технологию они применили. Впрочем, было бы даже странно, если б его честно и открыто ознакомили со всеми технологиями, имеющимися на вооружении Структуры.

Рядом с мертвой девушкой лежал ничком террорист: масса черных волос из-под съехавшей набок банданы, поперек спины — густой пунктир кровавых дыр в рубашке. Смуглая рука, отброшенная в сторону, почти касалась девушкиного бедра. Из-за этого парня ее и зацепило. Случайно. Всё всегда происходит случайно.

И они еще называют себя профессионалами. Неужели так трудно прицелиться в неподвижно лежащую мишень?

Человек попробовал вспомнить, как ее зовут… звали. Не сумел. Да уже и неважно.

Подошли двое камуфляжных спецназовцев с носилками. Хотели положить туда девушку, один даже взялся за ноги — за черные сапожки на высоких каблучках, — но в последний момент почему-то передумали, погрузили террорисга, перевернув лицом вверх. Совсем молодой парень. Тот самый… Человек хотел рассмотреть его получше, встал с корточек, подался вперед, однако носилки уже качались в воздухе, уплывая из поля зрения…

Чуть поодаль энергичная женщина в белом халате сгоняла в компактную группку девчонок в длинных сапогах и мини-юбках, словно птичница — голенастых страусят. Девчонок, которым повезло. Которые могли сейчас оглушительно рыдать и плакать без звука, причитать и шевелить онемевшими губами, вздрагивать от каждого прикосновения и сжиматься в комочек в углу скамьи. Ничего им не сделается. Пройдут хороший курс реабилитации здесь же, в Срезе — если, конечно, психологи не решат, что лучше сразу отправить бывших заложниц в телепорт, по домам… и, кстати, гораздо дешевле. Прямо скажем, человека не особенно интересовала их дальнейшая судьба.

Во всяком случае, вряд ли кого-то из них когда-нибудь еще потянет участвовать в реалити-шоу.

Ему и самому осточертели все эти игры. Чересчур реальные, а главное — чужие.

Вокруг сновали туда-сюда люди в камуфляже и в штатском, медики и журналисты, родственники пострадавших и просто зеваки, прорвавшиеся через уже номинальное оцепление. Горы битого стекла, облака тезеллитового крошева, съемочная техника, побитая, разбросанная кое-как по всему вестибюлю; вон дорогущий объектив треснул под лапой санитарного дракона. Драконы, люди… все в кучу. Потом, когда общественность, прийдя в себя, потребует разобраться: кто виноват, кого судить и что же, в сущности, произошло, — это будет уже невозможно. По большому счету, оно невозможно и сейчас.

Самое время, не прощаясь, выйти из игры.

Человек пересек вестибюль зигзагом, огибая скопления людей и завалы телекамер, и вышел к дверям, ведущим во внутренний дворик. Посторонился, пропуская санитаров с носилками; надо же, кого-то достало и там. Вышел на солнце, прищурился, надел темные очки. Проходя мимо бассейна, жизнерадостно сияющего голубым глазом идиота, бросил через плечо мобилку, а затем, усмехнувшись, и прямоугольную карточку визы с тускло-медным чипом. Наивно и нелепо — но жест. Символический, стильный. Можно сказать, даже красивый.

— Вы в этом уверены?

Он остановился. Обернулся небрежно, как будто и не ожидал ничего другого, кроме знакомого до оскомины голоса из-за спинки шезлонга:

— Присаживайтесь. Надо поговорить.

Человек поднял другой шезлонг, валявшийся на боку, перевернул, поставил рядом, проверил устойчивость. Как будто от этого что-то зависело. Сел, скрестил ноги и даже улыбнулся:

— Может быть, и надо.

— Структура приносит извинения за форс-мажор. Вам компенсируют в эквиваленте.

— Вы думаете, хватит? При всем уважении к бюджету Структуры — вряд ли.

— Если вы пробуете торговаться, то не имеет смысла, сами прекрасно знаете. Если просто дерзите — тем более.

— Ни то, ни другое. Просто в последнее время мне всё меньше нравятся методы работы Структуры. Если так и дальше пойдет, вы разоритесь на компенсациях. По-моему, для всех было бы лучше…

— Стоп-стоп-стоп. Перед тем как сказать глупость, сделайте глубокий вдох и сосчитайте до десяти. Помогает, знаете ли. Какие такие методы? Что конкретно вы имеете в виду?

— Да как вам сказать.

— Так вот, уясните себе: если Структура приносит извинения и предлагает компенсацию, это вежливость по отношению к сотруднику, и не более того. Никакой нашей вины в случившемся нет. Штурм готовили цивилы, ваши, кстати, соотечественники, а провел его ваш же спецназ под их чутким руководством. Когда работают такие люди, Структура, поверьте, отдыхает.

— А…

— Разумеется, я бы тоже поинтересовался на вашем месте. Кольцевое замыкание по тезеллитовому полю — конечно, слишком оригинальное для них решение. Представьте себе, это сделал мальчик. Один, отдельно взятый. Виталик Дмитриев, пятнадцать лет. Хороший мальчик, мы обязательно будем с ним работать. Кстати, учился в классе вашей… клиентки.

— Та девочка тоже училась в ее классе. Интересное совпадение, правда?

— Какую вы имеете в виду? Катю Андрееву или Марину Круцюк?

— Марина… Да, Маринка. Я забыл. И во сколько вы ее оцениваете… в эквиваленте?

— Это не ко мне. Обратитесь потом в бухгалтерию, а если все-таки хотите поторговаться, предварительно к исполнительному директору по вашему округу. Кстати, Лиза передавала вам привет. К чему бы это, а?

— Понятия не имею. Передайте ей тоже, мне не жалко. Меня сейчас больше волнуют немного другие вещи.