Альберт Дебейер - Иные миры. Будущее возможно...

Прошла седьмая минута. Девять тысяч метров в секунду делала эта бешеная машина!

Гардт стал медленно и кряхтя поднимать свою руку и просунул ее в петлю, свисавшую с потолка. Небольшое расстояние отделяло пальцы от распределительной доски. С большим трудом боролся он за каждый сантиметр. Был момент, когда казалось, что силы его иссякли.

– Только бы не сплоховать теперь!

Девять тысяч восемьсот метров в секунду – указывал счетчик. Еще три секунды...

Последнее движение – и рука Гардта ухватилась за рукоятку. Рычаг двинулся назад.

Холодный пот выступил на лбу инженера. Ужасное напряжение поглотило остаток его сил.

Указатель ускорения отскочил назад к двадцатому делению, дошел до десятого и остановился на том делении, которое указывало на увеличение скорости на три метра в секунду за секунду. Ощущение тяжести исчезло так же внезапно, как и появилось.

От начала подъема прошло восемь минут.

Одно мгновение в кабине капитана никто не двигался с места. Лишь тяжелое дыханье трех человек нарушало молчание. Алекс раскрыл глаза и огляделся. Лампа горела, окна во мраке, словно пасти хищных зверей. Он попытался приподняться. Ему это удалось. Он с удовольствием расправлял свое усталое тело. Какое наслаждение быть в состоянии двигаться, уметь управлять своими мускулами! Он с облегчением вздохнул, словно только что очнулся после ужасного кошмара.

– Ганс! – воскликнул он. – Где мы сейчас?

– Подойдите сюда, доктор, – услышал он голос Андерля.

Алекс вылез из гамака и, осторожно шагая, направился к племяннику.

С большим трудом удавалось ему сохранять равновесие; он чуть не падал на каждом шагу.

– Что случилось?

Он чувствовал себя черезвычайно легко. Неужели это естественная реакция после ужасного отяжеления, от которого до сих пор все его мускулы болели?

Гардт лежал весь в поту. Андерль старательно растирал ему виски; Алекс поднес к его носу бутылочку нашатырного спирта.

Медленно раскрыл Ганс Гардт глаза и в беспамятстве оглядел своих товарищей. Через несколько секунд к нему вернулось сознание. Прежде всего он взглянул на хронометр: двенадцать минут.

– Гамаки можно свернуть! – крикнул он Андерлю, как только смог вскочить. Затем он углубился в изучение кривой, вычерчиваемой инструментами.

– Ну и путешествие! – заметил дядя Алекс. – Этих восьми минут я никогда в жизни не забуду! У меня все кости болят.

Он внимательно стал ощупывать себя:

– Но кажется, у меня все цело...

– Да, никто не мог бы долго выдержать такого отяжеления, – ответил инженер. – Андерль, посмотри еще раз, все ли внизу в порядке.

– Ганс, – спросил Алекс, когда Андерль исчез, – где мы теперь?

Гардт указал на инструменты.

– Шесть тысяч километров пути и около четырех высоты.

– Четыре тысячи высоты! Гм!.. А гора Эверест имеет десять тысяч?..

– Да, но метров, а у нас – километры.

– Тысяча чертей! – воскликнул ученый. – В таком случае, мы находимся сейчас в четыреста раз выше самой высокой точки на Земле!

– Безусловно. Наружные барометры показывают ноль. Воздушная оболочка Земли далеко внизу; мы давно уже витаем в свободном мировом пространстве.

Появился Андерль и сообщил, что все в порядке.

– Хорошо, Андерль. Ложись теперь спать: через шесть часов ты сменишь меня.

– Я не очень охотно это сделаю, господин Гардт, – возразил опечаленный парень.

– Так нужно. Утешься, Андерль, тем, что сейчас ничего, кроме темной ночи, не будет видно. Иди, выспись хорошенько.

– 3емля совершенно не видна, Ганс, – сказал Алекс, стоя у окна.

Гардт подошел к нему и установил большую подзорную трубу.

– Если вглядишься внимательно, то кое-где заметишь мерцающую точку. Возможно, что это прожектор какого-нибудь маяка или световой сигнал парохода, который плавает внизу по волнам Великого океана.

– Великого океана?

– Если бы стало светло, мы могли бы увидеть Землю от Филиппинских островов до берегов Франции. Сейчас мы, вероятно, находимся над Арабским проливом.

– Будь добр, наставь эту подзорную трубу на какой-нибудь город. Я охотно посмотрел бы, как...

Гардт расхохотался.

– Многого захотел, дядя Алекс!..

Он привинтил телескоп.

– Вот в этом направлении, вероятно, находится Индийский океан. Быть может, тебе удастся уловить слабый отблеск освещенного города Бомбея. Желаю тебе удачи, но я не уверен, что тебе удастся отсюда наблюдать ночную жизнь Индии.

– Я хочу видеть Землю, Ганс, а не Марс.

– Ну, конечно, сними свои очки и стань у телескопа...

Алекс отступил несколько назад.

– Ты хочешь запутать меня... Ведь Земля внизу, – и он несколько раз махнул рукой по направлению к полу.

– Где, по-твоему, надо искать центр Земли?

– Центр Земли? Конечно, там же...

– Наверху, дядя Алекс! – и инженер указал за окно.

– Вон где находится центр Земли; там же и Арабский пролив, над которым мы сейчас и находимся.

Алекс стоял с разинутым ртом.

– Земля там, на небе?

– Не забудь, – стал объяснять Гардт, – что мы поднимались под острым углом к поверхности Земли, поэтому мы должны искать Землю сбоку. Искусственная тяжесть, благодаря которой нам кажется, что ось ракеты находится в вертикальном положении, в действительности направлена не к Земле, но от дюз нашей ракеты, которые, хотя и слабее, но все же продолжают работать.

Голова доктора завертелась, словно мельничное колесо.

– Если бы мы поднялись по направлению к Солнцу, то есть днем, – продолжал Ганс, – мы могли бы видеть нашу Землю сбоку. Это было бы великолепное зрелище.

– Почему же ты не вылетел днем?

– Ради удобства земных обсерваторий. Тогда в продолжение всего нашего пути мы находились бы между Землей и Солнцем и не могли бы быть видимы со стороны.

Гардт не отходил от путевой «карты» и предоставил дяде размышлять на свободе. Доктор внимательно смотрел в пространство, пытаясь представить себе, что где-то находится твердая земля. Люди стоят там на твердой почве, спокойно расхаживают, и никому из них не интересно ломать себе голову над тем, где находится центр Земли. Через несколько минут он сказал племяннику:

– Наверное, сотни тысяч глаз направлены теперь к нам и следят за убегающей светящейся точкой... Если подумать о бесчисленном множестве озябших ног, о насморках, быть может, об эпидемии гриппа, который распространится завтра там, внизу или вверху, из-за нас, то, пожалуй, простая вежливость обязывает чем-нибудь ответить на это внимание. А ты поступаешь так, словно мать-Земля тебя нисколько не интересует.

– Милый дядя, – сказал Гардт, – указания моих измерительных приборов занимают меня сейчас гораздо больше, чем темная ночь вокруг нашей ракеты. Достаточно будет, если эту обязанность возьмешь на себя ты. Конечно, я говорю не об одних только озябших ногах...