Владимир Фильчаков - Бог, мы тебя не звали

Мой промысел заключается в бесцельном хождении туда-сюда по злачным местам. Россия, по-моему, самая свободная страна - у нас разрешается пить пиво в общественных местах, то есть на улицах, скверах и в местах отдыха. Поэтому все перечисленные места у нас являются злачными. Место моей постоянной работы - сквер перед кинотеатром "Восток". Когда-то это был современный кинотеатр, в котором показывали широкоформатные фильмы, но получилось так, что широкоформатные фильмы, почему-то, не прижились, а потом грянула перестройка с ее демократией и гласностью, и кинотеатр захирел. Теперь здесь кино уже не показывают. Изредка залетают в нашу непроходимую глушь столичные артисты, в основном проездом на Дальний Восток или обратно, раз в год заезжает худосочный цирк, вот и вся работа бывшего кинотеатра. Каким-то непостижимым образом ему удается держаться на плаву - фойе отдано под зал игровых автоматов, очевидно, за счет аренды кинотеатр и живет. Перед кинотеатром разбит небольшой сквер, прочерченный асфальтовыми дорожками в виде пятерни, здесь стоят тяжелые скамьи, на которых любит тасоваться молодежь. Они, правда, называют это "тусоваться", и это слово, благодаря всеобщей неграмотности, прижилось даже в печати. Впрочем, не знаю, может быть слово "тусоваться" взято из другой области, и к колоде карт не имеет никакого отношения. Был бы у меня под рукой словарь - я посмотрел бы.

Я курсирую по дорожкам, и у меня в мешке уже две бутылки, несмотря на утро. "По утрам даже лошади не пьют", - сказал Савва Морозов в одном из фильмов и эта фраза стала крылатой. Но Савва, а точнее, сценарист, ошибался. Лошади, может быть и не пьют, а вот русские люди - пьют. Точнее - похмеляются. А поскольку похмеляются они преимущественно пивом, то работа мне, и таким как я всегда найдется. Подумав об этом, я как раз приобрел во владение третью бутылку и увидел Бенджамина. Точнее, я увидел вовсе не его, а вальяжного господина в бежевом, очень дорогом пальто, в белоснежном кашне, безукоризненно отутюженных коричневых брюках и рыжеватых кожаных ботинках. Господин шел очень уверенной походкой прямо ко мне и улыбался. Очень трудно было узнать в нем Бенджамина, но я узнал. По бородавке на носу. Постриженный, вымытый, выбритый, даже, как чуть позже выяснилось, надушенный - мыслимое ли дело? - Бенджамин подошел ко мне и лицо его сделалось суровым.

- Ну? - сказал он, заложив руки за спину и покачиваясь с пяток на носки. - Как жизнь? - Он подождал ответа, не дождался и продолжал: - А я вот... Прибарахлился.

Что-то было в нем не то, кроме внешнего вида. Извиняющиеся нотки в голосе, вот что.

- Присядем? - он кивнул не ближайшую скамью, спрятанную в кустах.

Мы сели. Я не знал, что и думать, не то чтобы сказать.

- Ну что? - сурово начал Бенджамин. - Видел ангела?

Я кивнул, не в силах вымолвить ни слова.

- Видел, значит? - Бенджамин с неудовольствием пожевал губами, принялся разглядывать свою руку, обтянутую тонкой лайковой перчаткой песочного цвета. - И что скажешь? - он бережно стянул перчатку и я увидел тщательно ухоженные ногти и белые руки, отмытые от въевшейся в них грязи. - Что молчишь? Язык проглотил, не иначе, - он удовлетворенно покосился на меня. - Желание загадал?

Я кивнул, потом спохватился, замотал головой.

- Не загадал, - Бенджамин покивал с удрученным видом. - Я так и думал.

- Он вдруг повернулся ко мне всем телом, взял меня за воротник, приблизил лицо и зашептал угрожающе: - Загадай! Загадай, я тебе говорю, философ несчастный, иначе век будешь сидеть в своем вонючем подвале среди шизофреников! Загадай! - при этом он крутил в пальцах мой воротник.

Я скосил глаза на его руку и выдавил из себя:

- Испачкаешься же!

Он отпустил меня, брезгливо посмотрел на пальцы, достал из кармана белоснежный платочек, вытер руку и швырнул платок в чугунную урну, стоящую рядом со скамьей.

- Ну так что? - он посмотрел на меня изподлобья, хмуро и неприязненно.

Я вздохнул, пожал плечами и пролепетал:

- Загадаю.

- Ни хрена ты не загадаешь! - раздражился Бенджамин. - Знаю я тебя! Будешь сидеть и философствовать, вместо того, чтобы ухватиться за протянутую руку и выбраться из ямы.

- А ты что загадал? - спросил я.

- Я? Да какая разница? Я тебе не скажу. У меня ведь совсем другие обстоятельства. Совсем! - он зыркнул на меня черными глазищами, презрительно скривился. - Ты на меня не смотри. Я богатый как... У меня столько денег, что ты даже не знаешь, что такие числа существуют.

- Так ты пожелал богатства? - ахнул я.

Бенджамин крякнул с досады, шлепнул себя по коленке и насупился:

- Проснись, парень! Ни у какого ангела на свете нет такой силы, чтобы за одну ночь сделать меня богатым, отмыть, отпарить, отчистить и придать тот внешний вид, который тебя так поразил. Я богат уже сто лет. Мой дедушка был богат, мой прадедушка был богат. Я генетически богат, понимаешь? А это,

- он махнул рукой в мою сторону, - блажь. Это я с жиру бесился. Я даже не в этой стране живу. Я в одной стране был бродягой, в другой стране был бродягой, в третьей стране тоже был.

- Так какого ж рожна, - возмутился я, - ты все время твердишь про ангела?!

- А потому, что это шанс! Шанс! И не вороти физиономию от брызг, летящих из моего рта! Чистоплюй!

- Хорошо, - устало сказал я. - Я загадаю желание. Обязательно. Поверь мне. Только не надо нравоучений. Избавь меня от нравоучений, это единственное, что я искренне ненавижу. Если ты продолжишь меня поучать, мы с тобой подеремся. Я совершенно не умею драться, и ты тяжелее меня раза в два, поэтому ты меня, конечно же, побьешь. Но тебе это не сделает чести!

Я встал и пошел, слыша, как Бенджамин раздраженно засопел. Учитель, тоже мне! Я от таких учителей сбежал, так они меня и тут достали...

- Постой! - резко сказал Бенджамин. Я обернулся. - На-ка вот, возьми. - Он протянул мне горсть смятых купюр. Я подошел, взял деньги, не считая, положил в карман.

- Спасибо, Бенджамин.

- Не благодари! - одернул он. - Для меня это капля. Это вся наличность, которая есть у меня в кармане. Не давать же тебе мою кредитную карточку! Ступай!

От денег отказываются только дураки. Вот и я не отказался. К черту бутылки! Я заметил в Бенджаминовой горсти, наряду с червонцами несколько сотенных бумажек. Я шел, не оглядываясь, прикидывая про себя, на сколько дней Бенджамин обеспечил меня едой и выпивкой. За этими мыслями я забыл о чудесном превращении Бенджамина, о том шоке, который я испытал при виде этого импозантного мужчины, так мало похожего на прежнего Бенджамина. Тоже мне, Гарун аль Рашид! Дойдя до "Чипа", я пристроился в закутке у крыльца и пересчитал деньги. Четыреста двадцать рублей! Целое состояние! Я купил свой неизменный стаканчик, полбуханки хлеба и чебурек. Это же настоящая гастрономическая оргия! Ах, как хорошо! Желание. Какое, к лешему, желание! Нет у меня никаких желаний, особенно сейчас, когда я закусываю сочным чебуреком, а в кармане у меня целая прорва денег. Ну выберусь я наверх, и что? Опять работать, мучиться, вставать по утрам, нести какую-то ответственность... Экономить, рассчитывать, чтобы денег хватило до зарплаты, а если не хватит, идти к кому-то, клянчить, унижаться, занимать... Выносить начальника, который глуп как пробка, а начальником стал только потому, что у него влиятельные родители. Одеваться прилично, следить за собой, каждый день бриться, раз в месяц постригаться, мыться не тогда, когда хочешь, а тогда, когда надо. Да, я лентяй. Я предпочитаю жить в подвале потому, что там я свободен от всех условностей, от всего перечисленного. Может быть это смешно, может быть это непонятно, но мне нет до этого никакого дела. И желание у меня одно - чтобы меня оставили в покое. Во всяком случае - сейчас.