Сэмюель Дилэни - Вавилон-17

Пилот сомкнул когти вокруг своего питьевого рога. Деревянные столы в общем зале накрывались для ужина.

— Я, мне, мой… Думаю, что он этого не может выговорить. Или подумать. Интересно, из какого он ада?

— Вы знаете язык, в котором не было бы слова для выражения «я»?

— Я могу припомнить несколько, где это местоимение используется нечасто, но ни одного, где бы не было даже такой концепции, хотя бы сказывающейся в глагольных окончаниях.

— Но что это значит?

— Странный человек со странным образом мыслей. Не знаю почему, но он хорошо ко мне относится и даже служит посредником между мной и Джебелом. Мне хочется его понять, поэтому я и не обижаю его.

Она огляделась. Общий зал был охвачен приготовлениями. Девушка, которая принесла им цыплят, теперь глядела на Ридру, все еще испуганная. Испуг смешивался с любопытством, и она перебралась на два стола ближе, потом любопытство сменилось равнодушием, и она отправилась за ложками к шкафу у стены.

Ридра задумалась, что случится, если она переведет свое восприятие движений людей, движений их мускулов на Вавилон-17. Она понимала теперь, что это не только язык, но и гибкая матрица для аналитических возможностей, в которой то или иное «слово» так же соответствует узлам в паутине медицинского отсека или в защитной сетке космического корабля.

Что он сделает с выражением человеческого лица? Возможно, дрожание ресницы или пальца может быть описано математически. Или возможно…

Пока она думала, ее мозг одновременно проникал в компактность Вавилона-17. Но она закрыла глаза, услышав… голоса…

Очерчивая и определяя друг друга, не сами голоса, а мозги, создававшие эти голоса, переплетались друг с другом, так что она теперь знала, что человек, входящий в зал, был огорченным братом Свиной Ноги, а девушка, прислуживающая им, влюблена в юношу из сектора лишенных тела, и этот юноша появляется во всех ее сновидениях…

То, что она сидела в общем зале, который постепенно заполнялся людьми, шедшими на ужин, составляло малую часть ее сознания.

Объединенные общим голосом, зубастый зверь в одном человеке, ленивый омут в другом, а вот знакомая волна юношеского смущения — это взвод с «Рембо» идет, парни тузят друг друга, и ведет его сосредоточенный помощник. А дальше над возбуждением, голодом, любовью — страх ! Он звенел в зале, вспыхивал красным приливом, и она поискала Джебела или Батчера, поскольку в этом страхе были их имена, но не нашла их в помещении, а тощий человек по имени Джеффри Корд, в чьем мозгу сосредоточен страх, искрится и брюзжит: убить ножом, который я спрятал в обуви , и снова: занять самое высокое место на «Тарике» , а мозги вокруг него, ощупывая и бормоча, излучали юмор или боль, любовь и ненависть, все ощущали облегчение от приближения ужина и представления, которое мудрый Клик покажет этим вечером. Мозги участников пантомимы были заняты своей игрой, когда они смотрели на зрителей, перед которыми час спустя они будут выступать. Один пожилой навигатор с геометрической головой торопился дать девушке, которая будет изображать в пьесе любовь, серебряную пряжку, которую он сам выплавил и отделал, чтобы проверить, будет ли она играть в любовь с ним…

Она села на свое место, ей принесли сначала графин, потом хлеб, она видела это и улыбнулась, но она видела и многое еще: вокруг нее люди сидели, отдыхали, а обслуживающие бегали от прилавка, где дымились бифштексы и печеные фрукты, к столу… Но через все это ее мозг вернулся к тревоге Джеффри Корда. Я должен действовать этим вечером, когда кончится представление.

И, не способная сосредоточиться на чем-либо, кроме этой мысли, она следила, как он двигается вперед, когда начинается пантомима, как будто он лучше хотел рассмотреть сцену, мысленно скользит вдоль стола к тому месту, где сядет Джебел, вонзает кинжал ему между ребер, а в лезвии — желобок, полный яда, а когда его захватывают в плен, думают, что он под гипнотическим контролем, и он рассказывает дикую историю, как его много часов продержали в гипнозе под персонафиксом, что он был под контролем Батчера, потом он ухитряется остаться наедине с Батчером и кусает руку или ногу Батчера, вводя в него тот самый наркотик, которым отравлен его рот; и делает огромного каторжника беспомощным, а когда Батчер становится руководителем «Тарика», Джеффри Корд становится первым помощником Батчера, как теперь Батчер у Джебела, а когда «Тарик» Джебела становится «Тариком» Батчера, то Джеффри контролирует Батчера так, как он подозревает, что Батчер сейчас контролирует Джебела, и настает царство жестокости и всех чудаков выбросят из «Горы» в вакуум, и они будут могущественно обрушиваться на все корабли: Союза, Захвата, Теневые корабли в Снэп.

Ридра оторвала свой мозг от мозга Джеффри и разыскала Джебела и Батчера, и увидела, что они не гипнотики, что они не подозревают о предательстве, и ее собственный страх удвоился… (ее страх происходил от его страха), он проникал в нее, как в губку, но она была спокойна, даже когда ей приходилось выбирать слова и рисовать картины его предательства… Подавленная его страхом и подавленностью, она с трудом оторвалась от него.

Она видела так много помимо того, что говорил маленький демонический шут на сцене: «Перед вечерним представлением я хочу попросить нашу гостью, капитана Вонг, сказать несколько слов или почитать для нас». И она сознавала очень малой частью мозга, но этого было достаточно, что она должна использовать предоставившийся шанс, чтобы разоблачить его. Сознание моментально прогнало все остальное, но потом пришли и другие соображения: она знала, что не может допустить, чтобы Корд помешал ее возвращению в штаб-квартиру, поэтому она встала и пошла к сцене в конце общего зала, видя в мозгу Корда смертоносное лезвие…

…и она достигла возвышения перед этим великолепным зверем, Кликом, и взобралась, слыша голоса, гремевшие в тишине зала и подбирая слова, так что они повисли в ней, и она смотрела на всех и смотрела на него, пожиравшего ее глазами. Рифмы, которые были просто сложны для ушей остальных в зале, для него были бесполезны, ибо соответствовали процессам в его теле, разрушали, били эти процессы…

Отлично, Корд, чтобы быть господином черного «Тарика», тебе нужно больше, чем шакалья эрудиция или живот, полный убийства и грязного студня. Открой рот и руки. Чтобы понять власть, используй свой мозг. Честолюбие, как рубиновая жидкость, пятнает твой мозг, дрожит на шее желанием убить, швырнуть в смерть. Ты называешь имя своей жертвы всякий раз, как наполняешь чашу черепа бормочущим убийством. Она предсказывает движение твоих пальцев к лезвию, скрывающемуся за кожаной оболочкой: ты останешься в безопасности: утратив удивительные миры, под сговорчивый свист персонафикса, внушающего лживые воспоминания, в то время, как землетрясение меняет «Тарик». Ты втыкаешь булавки в персики, прячешь свой кинжал с желобком, а тем временем длинные и стройные линии моего разума заставляют меняться твой. Теперь же слушай меня, я приказываю: убийство отменяется.