Павел Тимофеев - Кто ты такой

Вдруг я словно увидел себя со стороны, как я стою и внимательно слушаю лекцию какого-то бомжа о том, где находятся мои проблемы. Я отвернулся и пошёл к выходу. Когда я проходил мимо окна, около которого располагался только что покинутый мной столик, через пыльное стекло я увидел, что он всё ещё смотрит на меня и похлопывает костяшками согнутых пальцев по своей голове. Я сделал вид, что не заметил, и пошёл в сторону метро. Не знаю, сколько я просидел в баре. Часы остановились; на улице было темно и сыро, низкое небо источало мелкую водяную пыль. Внезапно я понял, что нахожусь в двух минутах ходьбы от гостиницы, в которой жила Холи.

Я подошёл к зданию из серого гранита, с расцвеченным яркими лампами вестибюлем, с сомнением посмотрел на свои заляпанные грязью ботинки, достал носовой платок, стёр комки чёрной грязи и капли воды, бросил платок в урну - не попал, поправил рукой мокрые волосы и вошёл в холл. Я сильно сомневаюсь, что прошёл бы хотя бы два метра по отполированному полу, если бы охранник был на месте, но, к моему счастью, в холле было пусто.

Поднимаясь в лифте, я закрыл глаза. Голова сильно закружилась, и создалось впечатление, что я несусь на огромной скорости вниз по гигантской наклонной дуге. Ощущение было настолько сильным, что мне пришлось открыть глаза. Это практически не помогло, потому что после этого стало казаться, что вниз я несусь вместе с лифтом.

Двери открылись, и я вздохнул свободнее. Этаж был пуст, в полнакала горели потолочные светильники. Меня поразила тишина, я на цыпочках пошёл по длинному коридору, каждый раз морщась, услышав скрип очередной планки паркета под моим мокрым ботинком. Внезапно правый бок пронзила резкая боль, как будто к нему прикоснулись раскалённым металлическим прутом. Тут мои нервы не выдержали, я побежал по коридору, громко топая и тяжело дыша. Подбежав к двери номера Холи, я рванул ручку двери, та не поддалась, тогда я толкнул дверь плечом и упал.

Перед моими глазами вспыхнул яркий свет, как будто среди ночи в окно заглянуло сразу три весенних солнца. Потом свет померк, я отключился. Пока я был без сознания мне мерещились люди, которые монотонно и безостановочно произносили заклинания, собравшись у большой, высеченной из золота пирамиды. Единственное, что отличало этих людей от всех тех, кого я раньше видел, это переносица, которая начиналась у них выше бровей, словно сумасшедший пластический хирург решил таким образом удлинить им носы. Я что-то говорил им, они не слышали. Я что-то кричал, потом луч с неба ударил мне прямо в солнечное сплетение, и я проснулся.

Всё ещё была ночь. В номере горел неяркий, но всё же режущий глаза свет. Я лежал на полу, широко раскинув руки. С трудом приподняв голову, я увидел, что в креслах справа и слева от меня сидели Холи и её узкоглазый телохранитель. Я попытался сесть, но снова упал на бок. "Чёрт побери, как же можно так нажраться с трёх кружек пива", - подумал я и изобразил на лице некое подобие улыбки. Холи кивнула головой Узкоглазому, в тот момент я понял, что буду именно так его называть. Он подошёл ко мне, поднял одной рукой и отнёс в ванную. Там он влил мне в рот полстакана зеленоватой жидкости, от вкуса которой мне стало так плохо, что я почти отключился. После этого он перекинул меня через край ванной, как матрас через забор, а потом нажал куда-то под лопатку.

Меня рвало около получаса, и в течении этих тридцати минут я понял, что с этих пор стал способен читать лекции о существовании ада. Когда буйство желудка закончилась, я встал и почувствовал себя хоть и ослабленным, но абсолютно трезвым. Я помыл лицо, снял испорченный галстук и вышел из ванной.

-Где у вас тряпка? - спросил я, извиняющимися глазами перебегая от Холи к Узкоглазому и обратно. Этот вопрос, вопреки моим ожиданиям, не вызвал ни у одного из них и тени улыбки. Это меня удивило. Узкоглазый не смеялся никогда, но Холи! Я в недоумении посмотрел на неё.

-Сядь, - Её голос звучал беспристрастно, даже немного резко.

-Что случилось? - спросил я, присаживаясь на диван.

-Мы уезжаем, уезжаем сейчас. Пришло время решать, либо ты остаёшься, либо едешь со мной. У нас нет времени.

-К чему такая спешка? -спросил я, а в голове у меня уже не было сомнений, что я еду, там остались лишь вопросы о том, где достать денег на билет, и что стоит взять с собой из одежды.

-Узнаешь потом. Так ты летишь с нами?

-Да, мне только надо заехать домой за вещами.

-Нет, ты не понял, мы вылетаем через час.

Что поделать, я не мог отказаться. Лететь мне никуда не хотелось, но когда я представил свою жизнь без Холи, у меня внутри всё похолодело.

Была глубокая, чёрная осенняя ночь, фары вырывали из темноты жёлтые пятна листьев, распластавшихся по мокрому асфальту. Через необыкновенно быстро несущиеся по небу тучи просвечивала сине-жёлтая, как желток слишком долго варившегося яйца, Луна. Мне показалось, что в городе было необыкновенно мало светящихся окон, хотя достаточно много людей не могут уснуть именно в такую погоду. На меня навалилась тоска, я ловил глазами свет далёких окон, знакомые, видимые благодаря хорошему освещению, купола, жадно набрасывался на каждое светлое пятно, мне, почему-то, стало казаться, что я вижу всё это в последний раз.

Потом машина выехала за город и какое-то время мчалась по дороге, пока фары не осветили фосфоресцирующую табличку указателя. Узкоглазый, а именно он и был за рулём, завернул на узкую, плохо заасфальтированную дорогу и сказал, словно себе самому:

-Десять минут.

Было ещё несколько поворотов и, наконец, фары осветили стену проржавевшего металлического ангара. Когда Узкоглазый выключил зажигание, я заметил, что кончился дождь.

Мы вышли из машины и пошли к ангару. Около него, на краю взлётной полосы стоял небольшой самолёт иностранного производства. На его борту красовался всё тот же неизвестный мне флаг.

Как только мы поднялись на борт, взревели двигатели и самолёт двинулся по гладкой поверхности, набирая скорость. Во время разгона сильно трясло, что подтвердило мою теорию о том, что этим аэродромом давно никто не пользовался по назначению. Вскоре тряска прекратилась, меня вдавило в сиденье. Я посмотрел в иллюминатор, чёрные громады туч освещались частыми вспышками, выявляющими неоднородность облачности.

-Может я ошибаюсь, но, по-моему, погода не лётная? - спросил я у Узкоглазого, когда Холи зашла в кабину пилотов. Он посмотрел на меня такими глазами, как будто я только что плюнул ему в лицо, ничего не ответил и отвернулся к иллюминатору.

Холи вернулась. По выражению её лица я понял, что разговора не получится, поэтому не стал и пытаться его возобновить. Со временем равномерный, чуть слышный гул двигателей усыпил меня. Проснулся я от того, что Холи с Узкоглазым громко спорили о чём-то на непонятном мне языке. Потом она повернулась ко мне, словно заметила, что я проснулся и без всякой надежды на положительный ответ (я это понял по интонации) спросила: