Константин Радов - Жизнь и деяния графа Александра Читтано, им самим рассказанные.

Война, затянувшаяся на двадцать лет, невыгодна даже победителю. Она должна быть короткой и сокрушительной, иначе не стоит затевать. Господство на море позволило бы вывести из игры превосходную шведскую армию, не вступая в баталию с ней: просто запереть на родном полуострове. Действуя спокойно, без надрыва, не на пустом месте - в строении флота можно было добиться гораздо больших успехов с гораздо меньшими издержками. Уж не говорю о заморской торговле. Мне не потребовалось долго гостить в Архангельске, чтобы оценить различие тамошних мужиков с жителями иных губерний. Народ вольный, деятельный, и грамотных очень много. Если их правильно использовать - пожалуй, из каждого третьего шкипер выйдет. Ну, а недостающих матросов можно из внутренней России пригнать и выучить.

Конечно, беломорская зима составляет проблему для мореплавания, но сие решается подбором союзников, располагающих удобными портами в более гостеприимных широтах. Против турок такой подход тоже позволяет прелюбопытнейшие диспозиции построить.

Через несколько дней, смирившись с задержкой свадьбы и остудив раздражение, я начал готовить аргументы в защиту архангелогородцев. Однако не успел отточить словесное оружие. Царь меня сам вызвал. Нехорошее предчувствие томило перед аудиенцией: как бы в Азов не послал, не нравится мне эта срочность!

Знакомый по Пруту гвардейский офицер встретил в приемной.

- Как государь?

- Грозен. - Гвардеец сделал сочувствие на лице.

И в самом деле, Петр даже не соблаговолил ответить на приветствие, начав с раздраженного упрека:

- Я тебе что указал?!

Плохо выглядит. Кожа нездорового оттенка, мешки под глазами. Судорога корежит сильней обычного. Тень страдания на лице, как у людей, измученных болью и плохо верящих в избавление, даже когда недуг уходит.

- Прошу прощения, Ваше Величество мне много всего изволили указывать.

- Вспомни, чего не исполнил. Был разговор, чтобы в ландмилицию беглых не брать?! А ты что полковникам пишешь?!

Петр поднимает и встряхивает тощенькую пачку бумаг, трепещущую в его руке, будто от страха. Кто-то серьезно за меня взялся: это оригиналы, не так давно отправленные на юг. Издали вижу, что почерк моего секретаря.

- Я и пишу, чтобы не брали. Только мгновенно остановить людской поток нельзя. Крестьяне бросают или распродают дворы и посевы, прибывают в линейные поселения на одной телеге, с семьями, с малыми детьми. В ноябре месяце, на зиму глядя! Просто взять и завернуть оглоблями - перемрут к чертовой матери. Приходится давать временный приют, а чтобы в ожидании владельца или его приказчика даром хлеба не ели - ставить в работу.

- Ловко у тебя выходит: этих на шахты, а с шахт в полки переводишь? Тех - что, указ не касается?!

- Государь, те отрабатывали под землею урочный срок. С позволения и от имени Вашего Величества им обещано после сих трудов причисление к полку, с зачетом в рекруты. Отказать теперь было бы несправедливо, ибо контракты с ними заключены прежде последнего повеления Вашего.

Солдаты внутренней стражи, застывшие у дверей, старательно делают отсутствующие физиогномии. Такой циркус нечасто случается: мало кто смеет спорить с Петром. Надо бы как-нибудь его отвлечь. Ввернуть мимоходом фразу о своей помолвке? Он любит женить и сватать. Нет. Не хочу. Слишком много грязи в его отношении к женщинам. Буду терпеть, пока выговорится и остынет. Впрочем, царский гнев пока что накаляется, а не остывает.

- Значит, повеление исполнять не хочешь - контракты с мужиками тебе важней?! Забыл, что по воинскому закону за неповиновение полагается?

- Артикул двадцать седьмой. Буде офицеру или солдату в Его Величества службе от начальника своего что управить повелено будет, а он того из злости или упрямства не учинит, но тому нарочно и с умыслом противиться будет, оный имеет хотя вышний, или нижний, всемерно живота лишен быть. Только сие здесь не к месту, государь, потому как два указа Ваших в противоречие вступают.

- Не притворяйся дитем неразумным. При таком случае исполняют указ, данный позже.

- Lex retro non agit. Указ не может иметь заднего действия, это коренной принцип права.

- Мне на...ть, заднее у него действие или переднее - токмо всех крестьян, вписанных в ландмилицию с прошлого октября, изволь кассировать и вернуть владельцам. Коли не учинишь по сказанному, быть тебе без головы!

А вот это он зря. Разбаловался государь с безответными подданными - но я ему не подданный. И уж точно не холоп. Холопа и свободного различить просто. Хамство вышестоящих приводит одного в трепет, другого - в ярость.

Однако на рожон лезть не стоит, лучше смирить страсти и поискать компромисс.

- Обидно мне, Ваше Величество, сносить таковые угрозы за то, что отстаиваю государственный интерес против приватного. Возвращение хотя малого числа людей из ландмилицкой службы в крепостное состояние возымеет самое гибельное действие на боевой дух и состояние войска. Дезертирство умножится: бежать с линии есть куда, границы близко. Отданные владельцам мужики, обученные правильному бою, представят крайнюю опасность при любом бунте. История знает много примеров, когда рабов освобождали, чтобы поставить в строй - но не принято по миновании надобности обращать их в прежнюю неволю. Если помещики не довольствуются рекрутским зачетом - возможно, стоит обдумать иные способы их удовлетворить, вплоть до денежного возмещения по твердой цене. Готов ассигновать потребную сумму с железоторговой компании, чтобы столь важное дело за безденежьем не стало...

- Нет. Делай, что велено.

Какого черта?! Царь уперся, будто ему меня привести в покорность важнее, чем дело решить. В душе полный corpus delicti по двадцать седьмой статье - как там в артикуле писано: 'из злости или упрямства'?! У меня окончательно сорвало клапан.

- Государь! Соблюсти данное людям обещание - вопрос чести. Будучи принужден к его нарушению, я не смогу должным образом командовать теми, коих обманул. Посему мне не остается ничего иного, как просить абшида.

- Вздор! Ежели в армии каждый начнет грозиться, что уйдет, коли приказ не нравится... Изволь исполнять! Или ты мужиков выше государя ставишь?!

Голос - аж стекла дрожат. Гвардейские истуканы у дверей окаменели от страха. Лицо Петра побагровело от прилившей крови, жилы набухли. Ярость исказила черты. Спорить с ним не осмелился бы ни один здравомыслящий человек. Но я к этой категории уже не принадлежал.

- С точки зрения чести слово, данное мужику, так же ненарушимо, как слово, данное государю. Казни меня, если хочешь - я не могу исполнить сей приказ.

Царь споткнулся на полуслове, будто кулаком под дых получил. Однако исправился. Хмыкнул. Взглянул угрожающе, но уже спокойно и почти весело. 'И казню!' - стояло в глазах. 'Сына не пощадил - думаешь, тебя пожалею?!'