Николай Чадович - Поселок на краю Галактики

Толмачи нараспев перевели его слова. Глашатаи, напрягая глотки, повторили их.

Надсмотрщики, вооружённые тиссовыми палками и кожаными петлями, набросились на провинившихся. Управляющий, схватив опахало, тоже полез на свалку.

— Я вас витаминами кормил! Машины привёз! — кричал он, колотя древком опахала по худым коричневым спинам. — Я из-за вас жизнью рискую! Чтоб вы подохли здесь вместе со своим фараоном!

Проворный раб увернулся, и древко опахала переломилось о голову десятника.

Пошатываясь, управляющий вернулся в тень сикомор. Солнце поднималось все выше и выше. Каждый вдох обжигал ноздри, как горячий пар. Гладкая, необъятная, уходящая в небо жёлтая стена пирамиды слепила глаза. Управляющему вдруг стало нестерпимо тоскливо.

Он все ещё стоял так, дрожащей рукой вытирая пот со лба, рабы все ещё раскачивали злополучную глыбу, а в окрестных селениях люди продолжали как ни в чем не бывало лепить горшки, черпать воду и молоть ячмень. И в этот момент в небе родился странный глухой звук похожий на раскаты далёкого грома. Земля дрогнула. Одна из глыб, уже доставленная наверх, сорвалась и стремительно заскользила вниз.

Низко над горизонтом появилась ослепительная точка. Она быстро приближалась. Она обволакивалась белым пламенем… Пустыня позади неё становилась дыбом и неслась вслед, заслоняя весь горизонт и все небо.

— Боже! — прошептал управляющий. — Темпоральный бомбардировщик!

А вокруг уже метались, зарываясь в землю, слепо давя друг друга, тысячи рабов, воинов, жрецов и земледельцев. Спустя мгновения шквал раскалённого песка и камня обрушился на них. Ударная волна прошлась по человеческому скопищу, как нож бульдозера по муравейнику.

Со скоростью втрое выше звуковой бомбардировщик, окутанный ореолом плазмы, миновал Город Мёртвых и вскоре достиг пригородов столицы. Устаревшие зенитки, купленные фараоном за большие деньги у финикийских купцов сделали несколько залпов и умолкли. Бомбардировщик взмыл вверх и сбросил кассетный контейнер, от которого спустя несколько секунд отделилось двенадцать самонаводящихся ядерных бомб. Среди неистового солнечного сияния они поначалу показались горстью маковых зёрнышек.

Отыскивая свои цели, бомбы устремились вниз — зловещие семена смерти, которые, едва коснувшись земли, прорастут, распустятся огненными цветами и выше облаков вознесут свою отравленную крону… А потом ветер посеет в окрестных землях радиоактивные дожди, и ещё долго будут рождаться слепые, беспалые, анемичные, лишённые мозговых оболочек дети…

Пилот темпорального бомбардировщика Эв Уитмер в это время готовился к переходу в альтернативный мир. Собственно говоря, аппарат, которым он управлял, не имел с обычным бомбардировщиком ничего общего. В длину он имел не меньше двухсот метров, а формой напоминал огурец. Его оболочка могла противостоять температурам и давлениям, которые существуют только в недрах звёзд. Внутренности бомбардировщика были напичканы сложнейшей аппаратурой, среди которой полулежал, полувисел распятый в своём кресле пилот. Его мозг посредством сотен вживлённых в черепную коробку платиновых контактов был подсоединён ко входу мощного бортового компьютера. Сервомеханизмы придавали мышцам силу и быстроту, недоступную живым тканям. Десятки игл различной толщины были готовы впрыснуть, влить или закачать в его тело кислород, кровь, лимфу, транквилизаторы — что понадобится, если любая часть этого тела, будь то железо, сосуд или сухожилие, не выдержат обычных для темпорального перехода нечеловеческих перегрузок и поставят тем самым под сомнение работу мозга и пальцев. Компьютер и великое множество других приборов были как бы частью Эва, так же, как и он, в свою очередь, был частью компьютера и всех имевшихся в бомбардировщике устройств. Таким образом машина приобретала некое подобие души, а Эв уже не был человеком в обычном понимании этого слова.

Во время рейда он не испытывал ни страха, ни растерянности, ни раздражения.

Никакая посторонняя мысль не отвлекала его. Стоило ему хоть на мгновение расслабиться, потерять контроль над собой, засуетиться, как игла с соответствующим препаратом тут же вонзалась в вену или через один из контактов в кору головного мозга поступал необходимый импульс.

К тысячам заживо изжаренных, засыпанных пеплом и отравленных радиацией египтян Эв испытывал жалости не больше, чем циркулярная пила к еловым доскам. Лишь покинув бомбардировщик и отсоединив от него свой мозг, своё тело и свою душу, он мог испытать и запоздалый страх, и стыд, и раскаяние. Но это — потом. А сейчас, пока дело не доведено до конца, — никакой жалости!

А дело ему предстояло нелёгкое: используя свойства темпоральной установки и бездонную энергию, которую она черпала из времени, память и аналитические качества компьютера, а также свои собственные редкие способности, опыт и интуицию, перебросить бомбардировщик на сорок веков вперёд. Для этого необходимо было покинуть свой мир, своё Первичное Пространство и вырваться на просторы могучего и беспредельного материального океана, особой, непознанной пока субстанции, миры и пространства в которой чередуются, на волнах которой наша Вселенная, подобно миллиардам других вселенных, не более чем пробковый поплавок, и одно из физических проявлений которой люди привыкли называть временем.

Время это не было какой-то абсолютной величиной. В одних пространствах оно неслось, как ураган, в других — ползло, как черепаха. Были времена попутные и встречные. В некоторых пространствах время ещё не родилось, в других уже умерло, свернувшись в гравитационном коллапсе вместе с материей. В некоторых мирах время двигалось петлями. В этой невообразимой карусели, работая за пределами человеческих возможностей, пилоту необходимо было найти строго определённое пространство, пронестись с потоком его времени в нужном направлении, а затем, повторив все переходы в обратном порядке, возвратиться в свой мир. В упрощённой форме это напоминало путешествие без паруса и весел по запутанной сети рек и ручьёв, то плавных, то бурных, текущих во всех направлениях и многократно пересекающихся.

Немного нашлось бы людей, способных совершать подобное путешествие. Эв как раз был из таких. От этого были и все его беды.

— В великий момент, когда вся нация напрягает силы в справедливой борьбе, ни один сознательный и боеспособный мужчина, вне зависимости от того, в каком веке он родился, не должен уклоняться от выполнения своего священного долга!

Так сказал ему человек с генеральскими погонами и золотым орлом на фуражке, когда Эва прямо из родного дома приволокли в этот чужой, незнакомый мир и поставили перед теми, кто должен был изображать призывную комиссию. Говорил генерал — остальные не успевали и рта раскрыть.