Журнал «Если» - «Если», 2011 № 07

— Стоп! — заорал Бруно. — Черт подери, Левис, я что, по-китайски говорю?! Никаких выстрелов в голову; сколько раз надо повторять, чтобы до вас наконец дошло? Этому клону всего три месяца. Вот черт, он мне был нужен для роли на следующей неделе. Предупреждаю тебя, Левис: ты сам оплатишь новый экземпляр. Обещаю — это будет отражено в твоем следующем контракте.

— Да это все из-за оружия, Франсис. Не привык я к этим автоматам.

Франсис Эхарт с ворчанием поднялся со стула. На самом деле его раздражала потеря не клона, а кибермозга. Девятимиллиметровая пуля пробила металлическую оболочку и повредила участок, отвечающий за сенсорную память. Карта памяти, где была записана эта сцена, превратилась во множество кремниевых осколков. Восстановлению не подлежит.

Левис не упустил своего шанса. Дело было в одном-двух сантиметрах. Попади пуля в середину лба, из строя вышел бы двигательный блок. Хирурги зачинили бы раны, заменили электронные элементы, командующие движениями робота, и тот мог бы еще послужить каскадером или жертвой. А в данном случае Франсис потерял воспоминания и ощущения смерти, хранившиеся в картах памяти.

— В качестве компенсации я могу предоставить тебе память моего клона из роли Юлия Цезаря. Вчерашняя.

— Так она у тебя с собой? Но твой клон должен был проиграть всю сцену до того, как позволить себя убить, а там много реплик. У того, которого ты испортил, была именно смерть.

— Нет, с этим все уладили. Клон произносит только одну реплику, получая удар ножом.

— И ты, Брут? Ладно, давай карту.

Ассистентка принесла Левису кофр. Он порылся там, вытащил бархатный футляр и протянул Фрэнсису.

— Сейчас проверим. Этим вечером она мне понадобится.

— Вечно твои шуточки.

— Ты что, никогда не пробовал? Когда я включаю карту, информация передается прямо в нужный участок мозга, но это не более чем блеф. Мой интерфейс дает команду только тем мускулам, которым это нужно по программе, и не дает никаких приказов гипоталамусу. Мое сердце не подвергается ни малейшему риску.

— И тем не менее. Это похоже на контролируемое самоубийство.

— Я не Гедда Габблер и никогда не находил красоты в подобных вещах. Но, по правде говоря, приближать смерть — тоже времяпрепровождение, и у меня имеются для этого средства. С этими имплантатами никаких наркотиков не надо.

Франсис положил руку себе на затылок и принялся искать кнопку выброса. Он услышал характерное легкое шипение и щелканье выходящей карты. В правой руке оказалась пластинка, сверкнувшая в свете прожекторов. Четыре сантиметра длиной, сантиметр шириной и толщиной в три миллиметра. Этот крохотный предмет содержал в себе текст роли и инструкции режиссера: как встать, как повернуться, как грозно нахмурить брови, и главное — как умереть.

Вообще-то, артисты-люди не нуждались в подобной искусственной памяти. Но дело в том, что карта также была незаменимой базой личных данных. Каждый мог снова воспроизвести уже сыгранную сцену, снова найти и проанализировать чувства и ощущения. Мог беспристрастно посмотреть на свою игру со стороны, при этом отвлечься от самого себя, найти новые акценты для следующего выступления. И все это было на карточке в четыре квадратных сантиметра, гладкой и блестящей, без малейшей шероховатости.

Ценой потери миллионов нейронов — это требовалось для установки нейронного интерфейса — Франсис вышел на новый уровень в своей профессии. Он мог экспериментировать, создавая тысячи вариантов прочтения текста, запоминать все эффекты и ощущения, одинаково хорошо улавливать малейшие нюансы голоса и положения тела. Он испытывал, наблюдал реакции, становясь собственным учителем, поправляя сам себя. Одновременно наблюдающий и наблюдаемый. Абсолютное зеркало.

Он положил в карман свою карту и достал из футляра карту Левиса. Подул на нее, убирая несуществующие пылинки. На самом деле не более чем ритуальный жест. Нажал кнопку «читать на повышенной скорости».

— Ну вот, теперь у меня есть все необходимое: реплика, удары ножа, ощущения. Твой клон не так уж и плох, Левис! Он хорошо улавливает замысел автора.

— Программист как следует оттянулся со сценой агонии. Он добросовестно проделал всю работу даже ради одного-единственного представления. Ты обратил внимание, с каким достоинством клон повернулся и рухнул с поднятой рукой? Настоящий Цезарь! Не знаю, в чем была идея, но, по-моему, это в какой-то мере становится блефом.

— С этими роботами-клонами можно изобразить все, что угодно. Жаль только, невозможно наделить их внутренними эмоциями. Тогда они бы смогли полностью заменить нас.

— Ну вот еще!

— Так нам же платят за то, что мы становимся бездушными инструментами… Носителями текста, не более. Клоны демонстрируют эмоции так же, как мы произносим фразы, написанные другими. Зритель видит лишь одежду, оболочку. А внутри — пустота.

— И это говоришь ты? Твое имя повсюду, режиссеры дерутся за твое участие в фильме, тебя приглашают на все фестивали, во все телепередачи! Да при чем тут текст! Все хотят видеть тебя, твой неповторимый презрительный взгляд, все того же Мизантропа.

— Только текст, мой дорогой. Роль.

Левис пожал плечами и, ворча, покинул съемочную площадку. Франсис бросил последний взгляд на труп своего клона. Ассистенты подтирали пятна с пола. Техническая группа привезла серый металлический контейнер на колесиках. Двое приблизились к роботу-клону, подняли его и кинули в ящик. Труп упал туда с громким хрустом. Вытянутая нога беспомощно торчала наружу. Женщина из технической команды с яростью ударила по колену, сломав его. Остальные подобрали обломки, без всяких церемоний побросав это в контейнер. Меньше чем через четверть часа съемочная площадка снова сияла чистотой, никаких следов только что произошедшего инцидента. Магия кино.

Женщина из технической группы подошла к Франсису с тактильным экраном.

— Вы подпишете распоряжение о переработке вашего клона?

— Уже?

— Чем быстрее начнем, тем меньше вещества потеряем из-за разложения. Достаточно лишь отделить голову.

— Как креветке.

— Что?

— Где подписать?

Женщина подала ему экран, Франсис приложил палец, и команда сразу же удалилась, толкая свой контейнер с кровавыми следами на металлических боках.

— Бруно?

— Да, Франсис?

— Как ты думаешь, когда я умру, с моим телом сотворят что-то в таком же духе? В металлический ящик — и на переработку?

— Нет, скорее всего, тебя ожидают похороны национального масштаба с длинными очередями поклонников. Женщины будут плакать, политики — произносить речи. Если я останусь жив, обещаю заснять все на видеокамеру и добавить адажио Альбиноно в качестве музыкального сопровождения.