Аркадий Львов - Прерванный процесс

Как ни странно, усилие это не дало никакого результата: со стороны отчетливо было видно, что бицепсы парней порядочно напряглись, между тем Мак стоял недвижимо, вроде наглухо привинченный к полу. Потом, когда молодые люди затеяли новую попытку, такую же, впрочем, бесполезную, как и предыдущая, Мак вдруг выбросил обе руки в направлении апельсинов и завопил:

- Дай! Дай! Дай!

Крик его до такой степени походил на детский, какой бывает при крайнем нетерпении, что два дюжих молодца, бессильных управиться с ним, действительно выглядели забавно, и посетители уже не просто смеялись, заботясь о приличиях, а хохотали и потешались в открытую.

Девушки же, наоборот, перестали смеяться и очень серьезно наблюдали борьбу, в которой один противостоял двоим. Вначале симпатии девушек целиком были на стороне двоих, которые безо всякого на то повода подверглись публично глумлению. Однако по мере того, как вскрывалась их неспособность совладать с одним, негодование и досада делали в сердцах девушек обычное свое дело, склоняя все симпатии на сторону победителя.

Парни затеяли третью попытку сбить Мака с ног, используя известный прием самбо - подсечку, крутой и болезненный удар каблуком по голени. Самое удивительное, что Мак не принял никаких мер защиты, а вновь устремился к апельсинам, словно бы все на свете, за исключением этих плодов, не имело ровно никакого значения.

- Черная магия, - пробормотал Хим, но тут же сам себя поправил, что черная магия, как всякая другая ирреальность, здесь ни при чем, а все дело в исключительном самообладании Мака.

Нет, сказал Кир, дело не в самообладании, и выразил предположение, что во время операции Маку то ли преднамеренно, то ли по недосмотру удалили болевой центр. Собственно, эта была та же, лишь с дополнительной версией насчет недосмотра, гипотеза, которую накануне высказала Эг, жена Мака.

Гипотеза эта, как известно, была ошибочной: Кир и все, кому она могла прийти в голову, обнаружили свое заблуждение не более тридцати секунд спустя.

Дело в том, что оба парня, убедясь в неэффективности безотказного, казалось бы, приема боевого самбо, прибегли к другому испытанному приему: стиснув до судороги в челюстях зубы, они взялись щипать Мака в руки и бока. Первыми возмутились девушки, они закричали, что клуб женщин-самбисток осудил этот прием, что за такие вещи надо бить физию и пусть Мак покажет, как следует, этим...

Из-за шума последнее слово невозможно было расслышать, но по общему смыслу фразы легко было догадаться, что оно не заключает в себе ничего лестного для парней. Негодование девушек побудило их к новому шагу: они схватили по две бутылки и объявили во всеуслышание, что если кто-нибудь позволит себе еще хоть раз нарушить правила честной борьбы, то он на собственной голове узнает, сколько весит каждая бутылка.

Бутылки были из-под шампанского, но предупреждение девушек оказалось лишено практического смысла: еще до того, как они изложили его целиком, Мак, взвыв от боли, схватил обоих парней под мышки, уронил на пол, затем опять взял под мышки и побежал к окну.

- Окно закрыто, - успела крикнуть одна из девушек. Мак на ходу свернул к двери. Кир, Хим и обе девушки помчались за ним, а посетители кафе, обсуждая происшествие, все сходились на том, что вираж Мака от окна к двери был выполнен мастерски, и если бы они сами не видели это собственными глазами, то никогда бы не поверили такому: во-первых, под мышками человек держал порядочный груз, килограммов полтораста, во-вторых, свободному проходу мешали столики и стулья, между тем, он не зацепил ни одного стула, не наступил даже никому на ногу.

Очутясь на улице, Мак побежал прямиком через дорогу к газону, посреди которого располагался фонтан. Это было грубейшее нарушение правил движения, тем более, что рядом, буквально в пяти метрах, стоял указатель, уведомлявший о ближайших отсюда подземных переходах - направо 200 метров, налево 300 метров.

- Мак, - закричали Хим и Кир, - оргопы!

- Оргопы! - повторили девушки, и если при первом окрике можно было допустить, что он, как всякий человек в ярости, не услышал голоса друзей, то теперь это допущение исключалось полностью: вслед за криком девушек раздался вой оргоповской сирены.

- Оргопы! - в последний раз отчаянно закричали все четверо, когда Мак, круто наклонясь, швырнул парней в бассейн фонтана, и они, прежде нежели достичь воды, ударились о каменный грот, из которого била струя.

IV

В оргоповской комнате предварительного собеседования было тихо, светло и уютно. В углу валялись детские игрушки: слоники, жирафы, куклы и акустические кубики, которые сами произносили звуки, соответствующие начертанным на них буквам. Слоны и жирафы тоже были говорящие: они рассказывали о своей родине - прекрасной великой Африке, о том, какой образ жизни они ведут там, чем питаются, как находят источники воды, где устраиваются на ночлег.

Прямую противоположность им составляли куклы: от них нельзя было добиться толкового слова - они беспрестанно капризничали, на всякое дельное предложение отвечали гнусавым "не, не!", и единственный способ угомонить их состоял в полном пренебрежении ко всем их вздорным требованиям. Куклы эти вызывали гнев не только у взрослых, но и у детей, которые после трехминутного общения забрасывали их под стол, а затем на полдня, иногда и на целый день умолкали, пораженные отвращением к кукольным капризам.

В бронзовой рамке, под многоцветным фильтром, на фотобумаге были отпечатаны два изречения: ДУРНОЙ ПРИМЕР ЗАРАЗИТЕЛЕН, ДУРНОЙ ПРИМЕР ПОУЧИТЕЛЕН. Первое, по поводу заразительности, было перечеркнуто, таким образом, действующим признавалось только второе.

Мак сидел на белом табуретике посреди манежа, окруженного очень красивой никелированной решеточкой. Кроме декоративного, у решеточки было еще одно назначение: она создавала местное поле усиленного тяготения, и свободно передвигаться на манеже возможно было лишь тогда, когда ее выключали. Предупреждать обитателей манежа относительно ее дополнительной функции не имело смысла, поскольку они все равно начинали всегда с попытки выйти за пределы манежа и успокаивались только некоторое время спустя, когда на собственном опыте постигали, что стремление воспротивиться законам природы или обойти их бессмысленно.

Первая попытка показалась неубедительной и Маку, он сделал еще две кряду, однако после третьей не стал больше понапрасну тратить силы и вполне угомонился. Теперь он был занят осмотром потолка, в котором дробилось пропущенное через хрустальный шар солнце, Шар медленно поворачивался, солнечные блики - красные, оранжевые, желтые, зеленые - скользили, в строгом порядке и ритме по стенам и потолку. Темные пятна между ними временами походили на листву деревьев, сквозь которую пробивается солнечный свет, иногда же возникало явственное впечатление, что это морское дно, усеянное камнями,давнее прибежище для всякой рыбешки, рачков и крабов.