Филип Дик - «Если», 1993 № 01

Я молчал. Бабушка меня доконала.

А Джинн продолжала тоскливо:

— Бедняжка, ей так одиноко сейчас. Ее выманили из любимой бутылки из-под ликера, и теперь она живет в какой-то посудине из-под дешевого вина в магазине «Шурмер Деликатессен». — Захлопав ресницами, она добавила: — Я знаю, что у нас все будет хорошо, когда мне удастся вызволить свою бабушку. Ты поможешь мне?

А что бы вы сделали на моем месте? Я пошел в «Шурмер Деликатессен» и купил эту бутылку, узнав ее по пробке. Джинн сообщила, что пробка должна быть голубая.

Протянув бутылку Джинн, я отвел глаза в сторону, пока она откупоривала ее. Согласитесь, ситуация довольно щекотливая, когда из бутылки высовывается голая бабушка.

Я услышал хлопок пробки. Низкий мужской голос по-хозяйски произнес:

— Моя крошка!

А Джинн восторженно завопила:

— О, Гарольд, мое сокровище!

Я обернулся. Бабушки не было и в помине. По комнате разгуливал здоровенный голый парень, а Джинн висела у него на руках и влюбленно заглядывала в глаза.

Затем она все-таки соизволила вспомнить обо мне и сочувственно сказала:

— Извини, Дэнни. Это, конечно, нечестно, но думаю, ты меня простишь. Ведь мы с Гарольдом любим друг друга.

И тут здоровяк расхохотался. Вряд ли эта любовь была взаимной. В его глазах я видел только похоть и никакой душевной теплоты.

— Джинн, — воззвал я. — Ты слепа! Этот парень тебя не стоит!

Гарольд плеснул себе в бокал мой бурбон и закурил мою сигарету.

— Как ты не понимаешь, — горячо сказала Джинн, — у нас с Гарольдом духовная близость.

Тут я прямо-таки взбесился. Этот духовно близкий чурбан нагло хлестал мой бурбон, тянул мои сигареты и похотливо оглядывал мою Джинн.

— А ну проваливай отсюда! — закричал я. — Сгинь! Изыди!

Гарольд равнодушно налил себе еще бурбона, а Джинн сказала:

— Ничего не выйдет. Ведь это я освободила его. Так что твои желания не имеют над ним власти.

— Ах, так! Тогда попробуем по-другому, — спокойно ответил я. — Засади-ка Гарольда обратно в бутылку.

— О-о-о! — застонала она, но желание мое выполнила.

Гарольд превратился в облачко дыма и исчез в бутылке. Всхлипывая, Джинн закупорила бутылку пробкой.

— Джинн, любимая, — начал я страстную речь, но девушка лишь слегка передернула плечиком, а бутылка с Гарольдом стала раскачиваться на столе. Внезапно раздался звон, и бутылка раскололась на две половинки. И опять этот голый здоровяк принялся расхаживать по моей комнате, а Джинн с виноватым видом что-то бубнила мне про защитную реакцию пополам с духовной близостью.

Это было просто невыносимо!

Спасти меня могло только последнее, третье желание. Я мучительно соображал, что нужно загадать. Взвод «зеленых беретов»? Санитаров с носилками? Окружного прокурора? Тень царя Соломона?

— Джинн, дорогая, посмотри на этого идиота моими глазами!

Джинн и так смотрела на Гарольда. Внезапно она передернулась от отвращения и робко прижалась ко мне, словно искала защиты.

— Дэнни, дорогой. Я хочу остаться вдвоем.

— Это интересная идея, — с энтузиазмом сообщил я. — Но ведь его бутылка разбилась.

— Он может залезть в мою, — ответила она. — Мне-то бутылка уже не понадобится. — И она что- то прошептала. Превратившись в сизый дымок, Гарольд исчез в бутылке из-под виски.

— Бедняжка, — сказала Джинн, закупоривая пробку. — Ему там будет тесновато.

И тут я увидел, какими влюбленными глазами смотрит на меня Джинн. Сердце бешено заколотилось. Она тихо спросила:

— О, мой спаситель, ты любишь меня?

— Безумно, — покорно ответил я.

— Мой защитный механизм, — хихикнула она. — Ты должен меня любить.

Но я ничуть не возражал.

Я обнял ее одной рукой и поцеловал. Другой рукой я взял бутылку с Гарольдом и бросил ее в корзину для бумаг.

Джинн мечтательно улыбнулась и сбросила полотенце.

Перевел с английского Валентин СЕРГЕЕВ.

Рассказ Рона Уэбба был написан в качестве шутливого вызова феминисткам. Это сугубо западное движение тихо тлело на нашей, российской, почве, вспыхивая лишь в семейных ссорах, а не в диспутах на страницах газет и журналов. Чахоточные „женсоветы" были пародией на объединения, центры и лиги феминисток, существующие в США и Европе. Сейчас уже и в нашем отечестве готовы поднять перчатку, брошенную фантастом. Беседу с писателем, председателем женского творческого центра «София» ведет наш корреспондент Елена Сеславина.

Что означает для вас феминизм — теория, способ жизни, а может быть, мировоззрение?

Н. Г.: Вообще на этот вопрос можно дать сто ответов, потому что явление очень широкое и достаточно противоречивое. Для меня феминизм — возможность реализовать незадействованные резервы женской психики, менталитета.

- А борьба женщин за равные права с мужчинами — в труде, в политике; проблемы, связанные с полом, сексуальностью вас не волнуют?

Н. Г.: Наверное, это очень важно. Но рассматривать женское движение только как борьбу за свои права, по-моему, вульгаризация. Для меня подобная постановка вопроса интересна только в той степени, в какой соприкасается с творчеством, а творчество я понимаю широко. На мой взгляд, сейчас из глубин, куда он был некогда вытеснен, выходит на поверхность гигантский материк — пространство женского мира. Потому что все ценностные ориентиры нынешнего мира — сугубо мужские. Каждый предмет окружен плотной оболочкой идей, представлений, ассоциаций, накопленных человечеством за длительную историю его существования, и верхний слой этой оболочки всегда отражает мужское представление о мире. Речь не о том, плохо это или хорошо, — речь идет об однобокости. Мы живем в искривленном пространстве.

— Это слишком серьезный тезис, чтобы оставить его без доказательств.

Н. Г.: Да начнем с первооснов культуры — языка. Во многих языках понятия «мужчина» и «человек» обозначаются одним и тем же словом, в отличие от «женщины», которая никогда не бывает равна «человеку». В работах многих философов вы встретите отождествление мужского начала с духом, женского — с материей, плотью. Даже столь утонченный философ, как Владимир Соловьев, пишет о том, что отношение человека к женщине — знаменательная постановка вопроса! — должно быть таким, как Творца к твари, Христа к Его Церкви… А вот высказывание Ницше: «Поверхность — душа женщины, подвижная, бурливая пленка на мелкой воде. Но душа мужчины глубока, ее бурный поток шумит в подземных пещерах». Рассуждение так мало импонирует женщине, что и она может отказать мужчине в наличии ума.

- Отплатить той же монетой?

Н. Г.: Вот уж нет! Хуже нет, когда женщина, желая самоутвердиться, идет путями мужчины и становится агрессивной. Мне это проще показать на примере литературы. Сейчас появилась волна яркой, интересной «женской» прозы — Лариса Ванеева, Светлана Василенко, Нина Садур… Ряд можно продолжить. Пытаясь вырваться из системы мужских стереотипов, они зачастую оказываются привязанными к ней столь же крепко, как писатель-антисоветчик к советской системе. «Идешь к женщинам — не забудь плетку» это опять Фридрих Ницше. И вот наша «женская проза» так заворожена плеткой, что дает на нее постоянную агрессивную реакцию.