Журнал «Если» - «Если», 2001 № 03

— Давайте, парни, — говорит наконец Меган. — У нас есть, чем заняться.

И ты знаешь, что она права. Тебе это не по сердцу, но она права.

Хотелось бы иметь выбор, но его нет. И ты говоришь:

— Фиксируй.

Пауло фиксирует, капсула времени дрожит. Ты смотришь на хронометр: 4 часа 17 минут 22,3608 секунды зафиксированы.

— Мы побили первую Ночную бригаду, — объявляешь ты.

Оглядываешься на Меган и Пауло. Меган поднимает глаза от своих вычислителей и ухмыляется, но как-то вяло. Ну да, это не те по-настоящему хорошие смены, когда вы били первую бригаду и даже фиксировали целый день жизни Мариан без намека на унижения.

Батареи на 48 процентов, — докладывает Меган. — Воздуха 60 процентов.

Можно побыть здесь подольше. Ты позволяешь времени течь сквозь ночь, контролируя вероятности. В 7.30 утра Франц расплачивается с гостиницей, Бесси и посыльный укладывают багаж в такси, а Мариан спешит вниз по пожарной лестнице к черному ходу: им надо успеть на поезд до Денвера. Ты зафиксировал 12 часов 9 минут 46,2254 секунды — не лучшее достижение твоей бригады, но хорошая работа для одной смены.

— Батареи теперь на 14 процентах, — объявляет Меган. Это уже близко к десятипроцентному пределу. — Воздуха — 33.

— Готовимся к возвращению, — говоришь ты.

Капсула все еще над гостиницей «Юта». В 7.46 утра (ты замечаешь время, поскольку как раз в этот момент настраиваешь главный хронометр на возвращение) две горничные выбегают из задней двери «Юты», нагруженные одеялами, простынями, наволочками, полотенцами и покрывалом.

— Из номера Мариан, — говорит Меган. — У нее было кремовое покрывало на кровати.

И несколько секунд, необходимых, чтобы пристегнуться к сиденьям, мы смотрим на то, что делают эти женщины с постельным бельем и полотенцами из спальни Мариан. Они бегут по снежной слякоти к мусоросжигателю, где еще тлеют кухонные отходы после завтрака, швыряют в огонь вещи и смотрят, как они горят.

— Давай домой, Меган, — говоришь ты.

Ты проходишь сквозь серебряные виртуальные границы, окружающие изломанное время между 1948 годом и твоим временем. Оставляешь Мариан в 1948 году вместе с нереализованными добрыми чувствами, запертыми в человеческих сердцах — где они и останутся навсегда. Оживает рация. Ты переключаешь Управление на Пауло; Меган снижает давление в капсуле. Отсылаешь отчет о смене. И следом за своей командой поднимаешься по лесенке.

Перевел с английского Александр МИРЕР

С холма к северу от города весь Зальцбург восемнадцатого столетия был виден, как на ладони. Словно обкусанный сандвич.

На фоне громадных модулей крекинга и раздувшихся, похожих на колбы резервуаров нефтехранилищ руины собора Святого Руперта казались карликом у ног гигантов. Из труб завода поднимались клубы белого дыма. Угарный привкус в воздухе чувствовался даже там, где сидел Райе, — под сенью увядшего дуба.

Действо, которое разворачивалось внизу, наполняло его радостью. Чтобы работать на темпоральный проект, удовлетворенно думал он, нужно обладать склонностью ко всякого рода несообразностям. Вроде фаллической насосной станции, возвышавшейся посреди церковного двора древнего монастыря, или прямых, как стрела, нефтепроводов, прорезавших лабиринт мощеных улочек Зальцбурга. Может, городу и приходится несладко, но Райе тут ни при чем. Темпоральный луч по чистой случайности сфокусировался в скальной породе именно под Зальцбургом, создав полую сферу, соединяющую этот мир со временем самого Райса.

Райе впервые видел комплекс снаружи — для этого надо было выйти за цепи заграждения. Два года он не покладая рук трудился над запуском нефтеперегонного завода. Под его началом работали группы по всей планете: одни конопатили китобойные суда Нантакета, переоборудуя их под танкеры, другие учили местных водопроводчиков прокладывать нефтепроводы до самого Синая или Мексиканского залива.

И вот наконец он свободен! Сазерлэнд, представитель компании по связям с местными политиками, предупреждала его не ходить в город. Но Райсу было наплевать на предостережения. Любая мелочь, похоже, выводила Сазерлэнд из равновесия. Она ночей не спала из-за самых банальных жалоб местного населения. Она часами изводила «приворотников», местных, которые днем и ночью ждали у растянувшегося на милю комплекса, выпрашивая радиоприемник, нейлоновые чулки или укол пенициллина.

А пошла она, подумал Райе. Завод работает и выдает больше, чем предполагалось, и Райсу давно пора в отпуск. На его взгляд, у всякого, кто не сможет найти, как развлечься в 1775 году от Рождества Христова, мозги давным-давно отсохли.

Он встал, вытирая руки батистовым платком, чтобы избавиться от нанесенной ветром сажи.

На холм, чихая и безумно раскачиваясь, вскарабкался мопед. Сидящему на нем парнишке, похоже, с большим трудом удавалось удерживать на педалях ноги в туфлях на высоком каблуке и одновременно прижимать к себе правым локтем огромный переносной стереомагнитофон. Накренившись набок, мопед остановился, и Райе узнал музыку, несущуюся из кассетника: симфония № 40 соль-минор.

Увидев, что Райе направляется к нему, парнишка убавил громкость.

— Добрый вечер, мистер управляющий заводом, сэр. Я не помешал?

— Нет, все в порядке, — Райе глянул на стрижку «ежиком», которая заменила вышедший из моды парик. Он уже видел этого мальчишку у ворот — тот был одним из завсегдатаев. Но лишь теперь, благодаря музыке, все стало на места. — Ты Моцарт, верно?

— Вольфганг Амадей Моцарт, сэр.

— Будь я проклят! Ты знаешь, что это за пленка?

— На ней стоит мое имя.

— Да. Ты это написал. Или правильнее сказать, написал бы. Лет через пятнадцать.

Моцарт кивнул.

— Она так прекрасна. Мне не хватит английских слов, чтобы описать, каково это — слышать ее.

К этому моменту большинство «приворотников» давно бы уже попытались что-нибудь толкнуть. А паренек, напротив, производил приятное впечатление. К тому же неплохо владел английским. Стандартный словарный запас туземцев не выходил за рамки «радио, наркотики и трахаться».

— Ты сейчас поедешь в город? — спросил Райе.

— Да, мистер директор завода, сэр.

Что-то в этом пареньке притягивало Райса. Может, энтузиазм, блеск в глазах. К тому же он, как ни крути, был одним из величайших композиторов всех времен.

— Забудь о званиях, — сказал Райе. — Где здесь можно поразвлечься?

Поначалу Сазерлэнд и слышать не хотела о том, чтобы Райе присутствовал на встрече с Джефферсоном. Но Райе немного разбирался в темпоральной физике, а Джефферсон донимал американский персонал вопросами о времени и параллельных мирах.