Александр Юдин - Искатель. 2009. Выпуск №3

— Замуздыкали…

Враскачку проскрипев по дощатому, покрытому рваным линолеумом полу, вышел на ступеньки. Зажмурился от яркого солнца. Потянулся, зевнул.

Шагнул со скошенной ступени на тротуар, который под присмотром сержанта подметал грязный, с серым зернистым лицом шахтера и коричневым бумажным кульком вместо кепки на голове мужичок.

— А ты давай наяривай!..

Ни с того ни с сего сержант залепил по заднему месту своему подопечному. Мужичонка торкнулся в облаке пыли.

Кресало взгромоздился на переднее сиденье забрызганной грязью «Нивы». Сзади его похлопал по плечу старлей-эксперт:

— Игнатий! Представляешь, вчера у твоей бывшей я знаешь кого застал?

— Самого-то зачем туда занесло?

— Да я за водярой заезжал…

Каждый отдельский милиционер знал, что лучше всего спиртное брать в магазине у бывшей жены их опера: можно в любое время, и к тому же спокойнее. Никто не заложит…

— Все не нахапается, — пробурчал Игнатий Покальчук.

— Так вот, ты не дослушал! Захожу к ней, а там по-свойски Толян из прокуратуры рассупонился…

Покальчук на этот раз промолчал.

— Ребята разное поговаривать начинают…

Будто не слыша старлея, высунулся в окошко и рявкнул:

— Эфиоп твою мать! Водитель где? Скоро поедем?..

Из дежурки визгливо раздалось:

— Спрячь харю! А то подумают, что ты задницу голую показываешь!..

Все заржали, а подметавший мужичок аж подпрыгнул.

Со ступенек отдела, вихляясь, сбежал шофер и, будто оправдываясь, сказал:

— А куда спешить?.. Там труп…

«Нива» завиляла колесами по булыжникам и вывернула на асфальт.

От отдела в направлении к церкви поднялись по улице, выскочили на приречный бугор и вправо от микрорайончика, называемого в народе Семипалатинском, стали спускаться к мосту.

Над рекой возвышались семь пузатых домов, больше похожих на боярские терема. Три этажа над землей, а под — никто и не знает, что и сколько. Но котлован, помнится, был глубоченный. Все хоромы из кирпича красного. Окна на улицу с кокошниками. Крыши — блескучие, с новенькой оцинковкой. Трубы высоко-высоко… И вокруг каждого терема непременный забор из плит бетонных… А один даже огорожен прямоугольниками чугунного литья, которые стащили с могил двух известных поэтов у городского цирка.

— Вчера весь день паркетную плитку шефу возил, — бурчал водитель.

— А ему щас все можно! — попискивал эксперт.

Игнатий грузно качался на продавленном сиденье и молчал.

Уж он-то почти знал подноготную стройки семи теремов. Один из них возвел себе местный глава администрации, другой — сбербанковский банкир, третий — директор экскаваторного заводика (на заборе до сих пор так и было жирно написано «…от рабочих»; был здесь и теремок благочинного с плошкой антенны спутниковой связи, и дом милицейского начальничка со сворой бультерьеров во дворе у ворот…

Спустились к запятнанной мазутом речной воде. Испетлявшись в паутине улочек, машина выбралась на открытое загородное шоссе и устремилась к распластавшемуся во всю даль горизонта зеленоглавому травному океану.

Проскочили деревушку с ее оживленными улицами, по которым прогуливались с велосипедами в руках пухлые девчонки, а бабы ветками подгоняли гусей. Слева промелькнула больница, а справа кладбище. Проехали рощицу с полудугами крутящихся радиолокационных антенн…

Отдельными островками пошли дубравы и подлески. И вот они слились в единый сплошной массив.

За очередным холмом скатились в низину.

— Вот он, Рыканский поворот! — сказал водила.

Затормозил у самого столба с синей километровой отметкой.

— Здесь, что ли?..

По кюветам чернел колючий травостой. Все в репьях, пробрались на опушку.

— Туда ли идем? — спросил водителя старлей.

— Да тот дальнобойщик сказал, что сразу от столба в лес метров тридцать…

— Е-мое… Расспросить, что ли, не могли… Мы что тут, с миноискателем лазить будем?.. Позовем ведь — не отзовется…

Покальчук шел последним по хрустящему под ногами валежнику, несколько отрешенным взглядом поглядывая на венчики цветков.

— Там болото! — крикнул старлей.

— Так что?..

Сырость леса, точащаяся во мшарах, хлюпала под ногами.

— Сюда! Сюда! — закричал сержант.

Игнатий, зачерпнув ботинком воды, перепрыгнул на сухой островок.

У пня увидел изгрызенный не то лисой, не то мышами, повернутый к отслоившейся коре желтоватый косяк лица. Мужчина лежал на сером в золотых пятнах лесном мху, вытянув вперед руки и выставив к небу свой бок с черным пятном одежды.

Старлей расстегнул сундучок и достал фотоаппарат:

— Щас!.. Щас!.. Щас!..

Быстро защелкал.

Водитель порыскал в карманах мужчины:

— Нема…

Опер вылил воду из ботинка, обошел вокруг тела, постоял в молчании и потом, уже напрямую, вернулся на дорогу.

— Кресало! Скоро там прокурорские приедут?.. — раздалось из леса.

Покальчук поморщился. Эта кличка ему не очень-то нравилась.

Прошел к «Ниве».

Склонившись, снял трубку и утопил резиновую кнопку:

— «Бабяково»! «Бабяково»! Я «Гольское»! Как слышите, прием!.. «Бабяково»!..

— «Бабяково» на приеме!

— Эфиоп! Ты что там, уснул совсем? Скоро следака из прокуратуры пришлешь?..

— Выехали…

Солнце клонилось к закату, подпаляя верх сосновой стены ярким огнивом. Кругом стояла холодящая тишина. Деревья из-под своих смурных лап напряженно посматривали по сторонам. А в глубине леса наливалась тягучей горечью глухая, панихидная тоска.

Где-то треснула ветка.

Покальчук вздрогнул.

Когда из подъехавшего «уазика» вылез очкастый следователь прокуратуры, Игнатий брезгливо хлопнул кончиками пальцев по его ладошке и, усевшись на переднее сиденье, уехал. Больше ему тут делать было нечего.

Это был Толян.

Покальчук женился на Клаве, когда носил еще сержантские погоны. Она тогда работала продавцом. И он, что ни дежурство, нет-нет — и к смазливой продавщице…

Свадьбу сыграли звонкую. Вся округа собралась. Зажили как все, сначала совсем даже неплохо. В школу милиции поступил.

А когда вернулся в отдел, уже опером, то почуял что-то неладное… Стал своих ребят к магазину Клавкиному засылать. И выяснил: она с начальником трезвяка связалась…

Выследил…

Прямо на опушке леса…

Внутри так все разом и опалилось.

А Клавдия сама:

— Бей!.. Бей меня!..

Ни ее, ни его не тронул.

Так и не понял, любила она того больше, что ли, или нет?.. А теперь мука другая: как ни встретит в отделе этого замухрышку, так обида в голову заново шибанет… Но он не из таких, чтобы всю жизнь за юбку паскуды-бабы держаться…

Тут еще и коллеги посмеиваются: «Такой великан и такую бабу какой-то шмакодявке отдал…»

Ну, на очередной отдельской попойке, посвященной то ли присвоению кому-то звания, то ли просто праздник был, сорвался. Схватил карапета за грудки, поднял, хотел со всей силы о землю — да ножки у того, как у малыша, трясутся — снова сдержался…