Андрей Федосеенко - Искатель. 2009. Выпуск №2

Последний раз я был у него позавчера; расставаясь, мы договорились о встрече на сегодня. Время конкретно не назначали, просто — после полудня; но он, как всегда, ждал меня — среди колонн я видел его невысокую фигуру в белой римской тоге. Меня всегда поражала эта его особенность — знать, когда придут гости, но, привычно скрыв эмоции под маской невозмутимости, я начал спускаться к древней постройке. Ноги проваливались в песок, окончательно замедляя движение.

Пробравшись мимо пары-тройки полуутонувших в барханах обломков колонн, я ступил на занесенные песком, потрескавшиеся ступени и поднялся на фундамент колоннады. Справа и слева тянулось по двойному ряду старых каменных, мраморных и алебастровых столбов, целых и осколков с неровными краями. Они составляли с пустыней единую композицию, подтверждая ее главный постулат: значение имеют лишь вечность и песок, все остальное исчезает…

Андрахий Кинтариус стоял спиной ко мне и глядел на обломок колонны, лежавший поперек колоннады. Солнечные лучи отражались от его лысины и, будто заблудившись, терялись в складках его тоги.

— Разрушение село с нами за один стол, — проговорил он, не оборачиваясь. — Это новый обломок. Он упал сегодня ночью, впервые за… я даже не знаю, за сколько лет. Сколько себя помню. Да и пески вели себя спокойнее — никто здесь не убирал, как ты понимаешь, но и песка было мало, а последние несколько дней пустыня будто решила наверстать упущенное. Тебе не показалось, что пески стали глубже и колоннада тонет? — Он повернул ко мне свое изрезанное морщинами лицо шестидесятипятилетнего мужчины, впрочем, сколько я его помню, он всегда выглядел так.

Я посмотрел налево, песок там действительно поглотил края ступеней и запустил щупальца между колоннами.

— Может, мы раньше просто не замечали этого? — предположил я.

Андрахий Кинтариус пожал плечами и перевел разговор:

— Ты, как всегда, без коня?

— Ты же знаешь, я люблю пешие прогулки по жаре. Да и куда мне торопиться? Спешка — удел Путешествий, в Кэта мы возвращаемся, чтобы забыть обо всем этом.

Кинтариус вновь отвернулся, на этот раз он смотрел на старую дорогу:

— Я никогда не покидал Кэта, ты знаешь. Приключения — не мой удел. Мой удел — раздумья. Но я люблю слушать ваши рассказы… Я знаю этику, рыцарь расскажет о своем Путешествии, если только сам захочет, расспрашивать его не принято, но прости маленькую слабость старика: я бы хотел услышать о твоем последнем. Ты ведь вернулся неделю назад…

— Восемь дней, — поправил я.

— Пусть будет так. Я терпеливо ждал все это время, теперь мое терпение закончилось, — он с улыбкой повернулся ко мне.

Его поступок действительно был неприличен, но я не обижался — друзьям, я имею в виду настоящих друзей, можно позволить многое — на то они и друзья.

— Ничего особенного, все как обычно: дворцы, хибары, храмы, золото, политика, женщины и много крови. Я лучше расскажу тебе, что произошло после моего возвращения.

Андрахий Кинтариус опустился на поваленную колонну и указал рукой куда-то перед собой. Я обошел его и обнаружил шахматную доску на мозаичном полу. Фигурки были расставлены так, как закончили мы позавчера; видимо, старик расставил их, пока ждал меня. Он наклонился вперед и сделал ход слоном, наверняка он тщательно продумал его за эти два дня. Мне же было не до шахмат, так что партию я априори проиграл. Тем не менее я опустился перед своим краем доски прямо на камни фундамента и прилежно задумался.

— Так что же стряслось с тобой? — спросил Андрахий. — Что могло произойти в таком спокойном месте, как Кэта, с ветераном Путешествий? За всю свою историю этот благословенный город не знал ни одного бедствия.

— Это не связано с Кэта; по крайней мере, я так думаю. Ты же видишь, я без меча, как и всегда во время возвращения. Мне кажется, я заболел.

— Ты?! — изумился Кинтариус. — Тебе тридцать восемь лет, ты в своем расцвете, ты силен как бык, глядишь как орел, в твоих волосах нет ни единой седой нити. Чем ты можешь быть болен?

— Головой, мой друг.

Несколько минут мы помолчали. Я сделал ход. Он ответил. Я взял ладьей его коня.

— Неужели Путешествия повредили твой рассудок?

— Не знаю, — честно ответил я.

Его ферзь, взяв пешку, встал на клетку, ранее контролируемую моей ладьей, и объявил шах.

— Так что же произошло?

— Мне снятся странные сны. — Я сделал рокировку.

— Всем снятся странные сны. А твоя беда в том, что ты действуешь стереотипно. Я отлично знаю, что ты любишь рокировки. — Он взял ладью незамеченным мною конем. Быстро оглядев доску, я снял королем этого наглого последнего коня.

— Да, но мне они снятся и наяву.

— Как это выглядит? — осведомился он, двигая слона. — Шах.

Я вернул короля назад, под защиту двух пешек.

— Как раздвоение личности. Мне кажется, что я не тот, кто я есть.

— Ложная память?

— Похоже на то. Иногда передо мной выплывают какие-то лица, и они кажутся мне хорошо знакомыми, я даже вспоминаю имя и характер этого человека; в такие моменты я почти забываю, кто я есть на самом деле, а потом тряхну головой, вернусь в нормальный мир и удивляюсь, откуда я все это взял. Его имя теперь для меня — бессмысленный набор звуков.

— Может, ты встречался с ними в одном из своих путешествий? — Андрахий закрыл слоном выход из-за пешек моему королю.

— Нет, — я покачал головой. — Я думал об этом. Ни лиц, ни их покроя одежды, ни такой ткани я никогда в жизни не встречал. К тому же другие мои видения это подтверждают. — Отлично сознавая, что уже поздно, я напал на слона ладьей, но хода, чтобы взять его, у меня не было: Кинтариус ввел в брешь между пешками ферзя и объявил мат. Признавая поражение, я левой рукой поверг короля. Мы оба оторвали глаза от доски и кивнули друг другу.

— Так что же ты видел? — Тяжело вздохнув, старик поднялся на ноги.

— Первый раз это произошло три дня назад. Я решил прибраться в трофейном зале.

Я присоединился к нему, и мы медленно пошли мимо ровного ряда потрепанной временем древности.

— У тебя что, нет горничной?

— Приходит одна из города. Но ты же знаешь, после Путешествия мы становимся такими сентиментальными. Меня вдруг охватила дикая любовь к своему замку, и появилось желание поухаживать за ним. Я взял в руки щетку и стал подметать полку над камином, там скопилось много пыли. Я думаю, запах этой пыли и вызвал видение. Внезапно я оказался в огороженном дворике из спрессованного растертого камня, я откуда-то знал, что это называется асфальт. За спиной у меня было одноэтажное четырехугольное строение без всяких украшений, за оградой — степь с пожухшей на солнце травой, ветер поднимает завихрения пыли, и она, каким-то образом проникнув под мою маску, щекочет мне ноздри. Передо мной, спиной ко мне, склонив головы, на коленях в ряд стоят шесть человек. Глаза их завязаны, руки стянуты за спинами. В руке у меня пистолет…