Роберт Блох - «Если», 1994 № 11-12

— Увы, племянник бывает порой чрезмерно порывист, когда принимается отстаивать свои убеждения, — вставил словечко дядя Мочельник. — Но и то сказать, в сем случае он претерпел за них жестокие муки.

— Истинно так, — великодушно признал Прикрас, — хоть, впрочем, и Его Почтение господин Магнан тоже их претерпел, когда шоколад излился ему на колени. Счастье еще, что шоколад успел отчасти остудиться, немалое время простояв на столе.

— Нелепейшая перспектива, — снова принялся за свое дядя Мочельник. — Эти шаромыжники будут править нами, порядочными гражданами! Подумать страшно, сэр Ретиф! По мне, так уж лучше бы пятиглазые воротились!

— Они хоть как-то окорачивали этих негодников, — сказал Прикрас, — не позволяя им носу высунуть из пещер и с холмов.

— Что сделаем и мы, паренек, дай только окончиться выборам, — напомнил юноше дядя Мочель-ник. — Натурально, мы, щебетуны, готовы принять бремя политического руководства чернью, сие будет и естественно, и справедливо, и едва лишь наш кандидат одержит победу, неотвратимую в силу нашего высшего превосходства над…

— Не принимай всерьез болтовни выжившего из ума старикана, верзила, — донесся от соседнего стола тоненький голосок. Малюсенький оберонец ростом не более девяти дюймов приветственно поднял стаканчик, в котором помещалась едва ли унция жидкости. — Именно и исключительно мы, клепики, благороднейшие среди всех творений Природы, самими небесами предназначены главенствовать над здешним неуклюжим скотом, — вас, милорд, я, разумеется, не имею в виду…

— Это что там за пыльный сверчок стрекочет из трещины в табуретке? — громко осведомился через три стола оберонец средних размеров с похожими на очки черными кружками вокруг глаз. — Иноземцу, вон, и тому понятно, что единственно нам, блефунам, принадлежит законное право наследовать мантию древних владык. Вот погодите, как только мы придем к власти, вы живо отучитесь трепать языками.

— Куда это вы придете?! — возопил Прикрас. — Через мой труп ты туда придешь, ничтожество!

Он вскочил и, расплескивая пиво, замахнулся на обидчика кружкой.

— Остынь, племянник! — сдержал юношу дядя Мочельник. — Нашел, кого слушать. Не видишь разве, хлебнул лишку…

— Это я, что ли, по-твоему, пьян, старый ты забулдыга? — взревел блефун, вскакивая (стол при этом перевернулся) и хватаясь за эфес шпаги в целый фут длиной. — Да за такие слова я спущу с тебя твою помятую шкуру…

На этом его угрозы и прекратились, поскольку пущенная кем-то через всю комнату пивная кружка угодила ему чуть выше уха, и он кубарем полетел на соседний стол, где его тут же принялись с гневными воплями мутузить.

— Закрываемся, господа, закрываемся! — еще успел крикнуть сиделец, прежде чем сигануть под стойку, спасаясь от града оловянной посуды. Ретиф одним долгим глотком прикончил пиво и встал, возвышаясь над битвой, бушевавшей на уровне его колен.

— Рад был познакомиться с вами, джентльмены,

— сказал он, обращаясь ко всей комнате сразу. — Как ни грустно покидать столь теплое общество, но меня ожидают на совещании в посольстве.

— Прощайте, сэр Ретиф, — пропыхтел из-под стола Прикрас, сцепившийся с завсегдатаем примерно одной с ним весовой категории. — Заходите во всякое время — выпьем по рюмочке, о политике поболтаем.

— Благодарю, — ответил Ретиф. — Бели случится мне заскучать на передовой, непременно вспомню о твоем приглашении.

Когда Ретиф появился в зале заседаний, — бывшей упаковочной бывшего склада, в котором временно обосновалась Миссия Земли на только что освобожденной планете Оберон, — Первый Секретарь Магнан наградил его кислым взглядом.

— Вот и вы наконец. А я уже начал опасаться, что вы, по своему обыкновению, выпиваете с каким-нибудь местным отребьем.

— Мы только-только приступили, — сообщил Ретиф, — как я, против обыкновения, вспомнил о совещании. Кстати, вы что-нибудь знаете о деятеле по имени Гордун Неучтивый?

Магнан испуганно уставился на него.

— Послушайте, Ретиф, это имя известно лишь двум-трем лицам, допущенным к секретной информации, — понизив голос, поведал он. — Кто вам проболтался?

— Несколько сот весьма раздраженных местных жителей. По-моему, они не знали, что это секрет.

— Ну, как бы там ни было, постарайтесь изобразить удивление, когда о нем упомянет Посол, — предупредил Магнан, усаживаясь рядом за длинный стол. — Боже ты мой, — продолжал он, когда вопли толпы, собравшейся снаружи здания, достигли звука громовых раскатов, — какой восторг охватывает этих туземцев, стоит им вспомнить, что мы освободили их из-под ига гроачи! Слышите эти счастливые крики?

— Да, это замечательно, — согласился Ретиф. — Что до умения обложить друг друга, тут они дадут гроачи десять очков вперед.

— Господи помилуй, Уилбур, — воскликнул Магнан, когда в соседнее кресло уселся, стараясь увернуться от его взгляда, Военный Атташе полковник Седел-Мозол. — Откуда у вас это ужасное пятно под глазом?

— Все очень просто, — слова вылетали из уст полковника, будто пули, — какой-то мерзавец попал прямо в меня политическим лозунгом.

— Ну-ну! — хмыкнул Магнан. — г- Я вижу, вы сегодня саркастически настроены.

— Лозунг, — повысил голос Седел-Мозол, — был вырезан на кожуре плода дерева бам-бам, весом и размером никак не меньше крикетного шара, и пущен он был весьма умелой рукой!

— Я сам по дороге в офис трижды видел, как вспыхивают небольшие потасовки, — довольным тоном сказал Пресс-Атташе. — Какой энтузиазм вызывает у этих туземцев всеобщее избивательное право!

— И все же мне думается, — весомо вставил Советник, — самое время объяснить им, что термином «политический механизм» вовсе не обязательно обозначается средний танк.

Разговор за столом прервался, поскольку Посол Гвоздуодер, маленький человечек с розовым личиком и внушительным брюшком вошел в комнату, обвел подчиненных пасмурным взором и, махнув им рукой, чтобы садились, подождал полной тишины.

— Итак, господа, — он оглядел сидящих за столом, — прошу доложить о ваших успехах по части подготовки населения к выборам.

Последовало гробовое молчание.

— Что можете сказать мне вы, Честер? — обратился Гвоздуодер к Советнику. — Я вроде бы припоминаю, что давал вам указание развернуть среди этой шпаны… то есть я хочу сказать, среди граждан свободного Оберона, курсы по обучению парламентским процедурам.

— Я пытался, господин Посол, пытался, — печально ответил Советник. — Но, по-моему, они не вполне уяснили себе основную идею. Они разбивались на партии и тут же устраивали потасовку за какой-нибудь колченогий стул.

— Э-э, я тоже вынужден доложить о весьма скудных успехах в моей кампании, имеющей целью внедрить в сознание населения принцип «один человек, один голос», — произнес тонкошеий представитель Политотдела. — То есть главную-то мысль они усвоили сразу… — он замялся, потом вздохнул, — но беда в том, что они почти мгновенно сделали из нее логический вывод: «человеком меньше — голосом меньше». Счастье еще, что силы у них у всех примерно равные, так что серьезного сокращения числа избирателей не произошло.