Альфред Ван Вогт - «Если», 1995 № 10

Проводив отца, Леддравор вернулся на балкон со стаканом огненной падалской водки, сел на кожаную кушетку и угрюмо уставился в звездное небо, которое украшали своими султанами три крупные кометы.

Отец все еще лелеет надежду остаться в истории вторым Битраном и не желает понимать, что история скоро оборвется, закончится жалко и нелепо — как раз накануне расцвета Колкорронской империи.

«И я-то как раз теряю больше всех, — думал Леддравор, — я так и не стану королем».

Оптимизм — удел молодости, а все же король смотрит в будущее с уверенностью. Пессимизм — характерная черта старости, но именно Леддравор растравляет себя мрачными предчувствиями. В чем тут дело?

Принц запрокинул голову, чтобы допить последние капли водки, скользнул взглядом по небу — и внезапно понял.

Большой диск Верхнего Мира осветился почти полностью, по его лику как раз начала свой бег радужная полоса, за которой следовала тень Мира.

Приближалась глубокая ночь, во время которой планета погрузится в полную темноту.

Считается, что солдату страх неведом. Леддравор разделял эту точку зрения, вот почему он так долго не признавался себе и даже не догадывался, что за чувство скрывалось за мрачными мыслями.

Он боялся лететь на Верхний Мир!

Причем не просто страшился неизбежного риска, какой представляла собой встреча с неизведанным. Нет, его терзал первобытный, недостойный мужчины ужас. Вполне может случиться так, что во время полета он утратит самообладание — он, принц Леддравор Нелдивер…

Леддравор вскочил и швырнул стакан в стеклянный купол. Брызнули осколки.

Впервые в жизни узнать, что такое страх — и вовсе не на поле брани! Испугаться каракулей, нацарапанных на бумаге двумя слабоумными! В этом заключалась какая-то отвратительная ирония.

Леддравор глубоко вздохнул. Ярость понемногу отпустила, и вскоре его лицо приобрело привычное насмешливо-презрительное выражение.

— Уже поздно, — сказал Толлер. — Леддравор, наверно, не приедет.

— Поживем — увидим, — пробормотал Лейн и снова занялся своими бумагами.

Понимая, что брату не до него, Толлер подошел к одному из стеллажей со старинными рукописями из архивов Зеленой Горы, вытащил фолиант в кожаном переплете и посмотрел на название. На обложке значилось:

Мьюэл Уэрби. Полеты на аэростатах на дальний север.

После вчерашнего знаменательного совещания Толлер всерьез заинтересовался воздушными шарами; любопытство усиливал и почтенный возраст книги — лет пятьсот, не меньше. Каково приходилось в ту древнюю пору пилотам? Толлер открыл книгу посередине и начал читать. К сожалению, в книге речь шла больше о политике, чем о полетах. Он уже собирался поставить фолиант на место, когда ему попалось упоминание о птерте: «И далеко по левую руку от нас поднимались розовые шары птерты».

Толлер нахмурился.

— Лейн, тут сказано, что птерты розовые.

Лейн не поднял головы.

— Ты, наверно, неправильно прочел, должно быть «пурпурные».

— Нет, розовые.

— Книга написана не ученым, а путешественником, значит, в ней предостаточно неточностей. И потом, сколько прошло лет — смысл слова вполне мог измениться.

— Да, но… — Толлер почувствовал разочарование. — Значит, ты не думаешь, что раньше птерта была дру…

— Толлер! — Лейн отбросил ручку. — Не подумай, что я тебе не рад, но почему ты обосновался в моем кабинете?

— Извини. Я больше не буду тебе мешать.

— Подожди. Толлер, я хочу, чтобы ты запомнил следующее. Я убежденный пацифист и всячески избегаю насилия. Леддравор и ему подобные — люди прошлого, а мы предста'вляем будущее. Поэтому я хочу, чтобы ты обещал, что не станешь вмешиваться, как бы Леддравор меня ни оскорблял. Дай мне слово, Толлер.

— Даю. Кстати говоря, ссориться с принцем мне не резон. Я хочу стать пилотом небесного корабля.

— Вот и хорошо. С твоего разрешения, я вернусь к работе.

— А я пойду посмотрю, как там мой хозяин.

Шагая по коридору, Толлер размышлял, почему

Леддравор решил приехать в Квадратный Дом, а не в Башню к Гло. В переданном из дворца по солнечному телеграфу послании сообщалось лишь, что принцы Леддравор и Чаккел прибудут в дом до малой ночи для предварительного технического совещания, на которое также должен прибыть магистр Гло. Он спустился по главной лестнице и прошел в гостиную, где и застал магистра, который сидел за столом и читал какую-то книжку.

Внезапно за спиной послышались шаги. Толлер обернулся и увидел перед собой Джесаллу. Та смерила его холодным взглядом — очевидно, иного он, по ее мнению, не заслуживал — и обратилась к Гло:

— Магистр, у подъезда конюший принца Чаккела. Он сообщает, что принцы Чаккел и Леддравор поднимаются по дороге к дому.

— Спасибо, дорогая. — Гло закрыл книгу.

Толлер помог магистру встать. Они вышли в холл и увидели, что Лейн и Джесалла разговаривают с мужчиной лет сорока в щегольском, расшитом крошечными хрустальными бусинками костюме. На бедре у мужчины висела шпага.

— Я Канрелл Зотьерн, представляю принца Чак-кела, — объявил он так величественно, словно сам являлся принцем. — Принц ожидает, что его будут встречать магистр Гло, члены семьи Маракайнов, и больше никто.

Толлер подвел Гло к Лейну и Джесалле. Он ожидал, что магистр одернет наглого придворного, однако старику, похоже, не было дела ровным счетом ни до чего.

— Эй, ты! Телохранитель! — рявкнул Зотьерн. — Оглох? Пошел отсюда!

— Мой помощник — член семьи Маракайнов и останется со мной, — спокойно сказал Гло. — Оказывается, старик все прекрасно слышал! — Между прочим, — прибавил магистр, — я что-то не помню, чтобы принцы Чаккел и Леддравор поделились властью, дарованной им королем, со своими прислужниками. Запомни это, лакей!

— Тысяча извинений, господин, — произнес Зотьерн со столь явной издевкой в голосе, что Толлер не выдержал. Левая рука словно сама собой метнулась вперед. Удар в плечо поверг Зотьерна на пол. Придворный немедленно вскочил и собрался было выхватить шпагу, но Толлер его опередил и ребром правой ладони рубанул Зотьерна по шее. Тот отлетел на несколько шагов, врезался в стену, упал и остался лежать неподвижно. Джесалла пронзительно вскрикнула.

— Что здесь происходит? — В парадную дверь вошел принц Чаккел, за которым следовали четверо охранников. Принц подошел к Зотьерну, наклонился, затем повернулся к Толлеру, который и не подумал отвести взгляд.

— Снова ты! — Смуглое лицо принца стало еще темнее. — Что это значит?

— Он оскорбил магистра Гло, — объяснил Толлер. — А потом и меня.

— Именно так все и было, — подтвердил Гло. — Поведение вашего слуги было совершенно непро-сти…

— Молчать! Довольно с меня дурацких выходок. Убейте его! — воскликнул Чаккел, показывая на Толлера.