Лертукке - Последняя легенда Анкаианы

- И что, каждый, на кого ты нацеливаешься, огребает от тебя напоследок по пачке кайфа?

- Когда есть настроение - да.

- А нет?

- А тогда мне это не требуется, - спокойно сказал вампир. Кэсси слазила в память за названием того, чем веяло от его томного взора и поежилась.

- А справедливость? - напомнила она.

- Когда мне грустно, у меня возникает масса претензий к справедливости. И я позволяю себе расслабиться.

Судя по блеску глаз, и еще по чему-то; по какой-то излишней плавности движений, он действительно до опасного расслабился.

- Видишь, я замечательный собеседник, - сказал он словно бы о чем-то постороннем, - Представь, ты можешь говорить со мной обо всем, о личном и о сокровенном, и не бояться быть непонятой. Ты согласна? Вспомни вещи, которыми тебе было не с кем поделиться.

- Тебе это интересно? Тогда спрашивай.

- И ты не сочтешь это неуместным?

- Обещаю, что отвечу на любой твой вопрос, даже если он будет мне неприятен.

Алик посмотрел на нее уважительно. Кэсси знала - он сам не постесняется подобно осветить все, что угодно из собственной жизни, но только если его про это спросить.

- Тогда расскажи, в каких образах ты мечтала о том, кто был твоим мужем, когда любила его?

Кэсси некоторое время молчала, потом начала довольно неуверенно:

- Я мечтала о большом наводнении... где я спасаю его, рискуя жизнью, и он, наверное, понимает, как я его люблю. Иногда стихийные бедствия варьировали, были войной там, или ураганом, но он всегда был где-нибудь на грани жизни и смерти, а героическая я... И прочие глупости.

- Он, конечно, не знал об этом?

- Ну разумеется, - засмеялась Кэсси, - Он еще сначала мне улыбался, а потом вообще приходил домой и начинал рассуждать про свои проблемы и не обращал на меня внимания. Ну, сначала, когда это были наши общие дела, мне было интересно, но потом надоело. Его абсолютно не интересовало то, что я делаю, он игнорировал мое настроение и считал почему-то, что выказывать ко мне свои чувства не нужно, мы отчуждались... Алик, зачем тебе это? - теперь она говорила удивленно и почти жалобно.

- А когда он крепко спал, ты смотрела на него, и представляла, что он такой, как тебе хочется?

Кэсси остановилась.

- Я буду отвечать тебе, только танцевать я при этом не могу, - заявила она. Алик в ответ поднял ее и прокрутил вокруг себя. Кэсси попыталась вырваться, но откуда-то взялся страх, что можно себе что-нибудь запросто сломать об эту железную хватку. И нечто в поведении Алика подсказывало, что лучше не перечить.

И тут он остановился сам.

- Вот откуда у тебя эта привычка, - последовал вывод. - Когда я валялся у тебя в подвале, ты смотрела на меня и представляла, что я Аланкрес? Это навеяло массу мерзких воспоминаний.

- Честно говоря, ты меня иногда пугаешь, - призналась Кэсси. - Я не знаю, что ждать от того, кто живет насилием.

Алик потянул ее за руку и тут же отвлекся на поворот.

- Я что, могу внушать больший ужас, чем лицемерие? - спросил он, поднимая руку, чтобы Кэсси могла провернуться под нею, а потом резко привлекая ее к себе. - И в мыслях не было.

Это звучало это уже оскорбительно.

- Ты считаешь, что я - лицемерка, если я говорю, что не могу существовать с сознанием того, что по моей вине кто-то помер!?

- Научи меня, как получается убедить себя, что Арно - вовсе не по твоей...

Гнев, обида, сожаление и боль разом нахлынули на нее.

Кэсси отстранилась.

-Неужели ты думаешь, - сказала она, - что если бы мои друзья не нуждались в помощи, и если б я знала, что из-за тебя мы потеряем Арно, я бы пошевелилась отнимать у Асета упыря, чтобы дать ему свободу? Да никогда... Никогда, понимаешь?!!

Кэсси тут же испугалась сказанного.

Аланкреса подобное заявление, наверно, ранило бы.

Но серые глаза задержали ее взгляд спокойно, без удивления.

- Очень хорошо понимаю.

Кэсси вздохнула.

- Прости, и... не надо про Арно, - тихо сказала она. Алик отступил на шаг.

- Тогда не будем и о том, что мне непонятно. Мне непонятно про "помер". Очевидно, что я не делаю это через силу... Правда, - он улыбнулся, - я не всегда делаю то, что в данный момент больше всего хочу.

Кэсси скрипнула бы зубами, если б не была уверена, что услышат.

- Что же тебя удерживает... в такие моменты? - прошипела она.

- Разное, - был ответ.

- А по подробнее? Чтобы не так нервничать в твоем присутствии.

- А представляешь, каково мне это терпеть? Но я кроток и даже иногда рискую...

- Хотелось бы понять, ради чего? Остался с нами и делаешь все это?

- Извини... Я отвечу, но мне кажется, ты немного устала.

Танец кончился; Алик увлек ее в тень. Там они остановились друг напротив друга - существа из разных миров.

- Ты, наверное, поймешь...Я не дожил свою жизнь. А когда я с вами... я этого не чувствую.

Она отпустила холодную руку и устало прислонилась к стенке, скользя взглядом по цветному полумраку, сознавая, что и сама в полной мере живет здесь и сейчас, ничего не желая, ни о чем не сожалея. Но одно желание появилось в следующий миг - чтобы все оставалось, как сейчас надолго, насколько только возможно.

Алик, она была уверена, сейчас уже не думал вообще ни о чем. Казалось, когда не надо шевелиться, он просто отключается. Наверно, эта статичная картинка и есть настоящий Алик. Не тот, каким его хотят видеть и каким он вынужден становиться, а тот, каким ему удобно быть, и каким он бывает, устав от себя и других. Но что тогда в его словах - правда? Способен ли он чувствовать, как живое существо, или все его переживания есть лишь грани того разрушительного, единственного стремления? Можно ли верить ему и верит ли он сам себе, когда говорит о долге, о привязанности, о своих воспоминаниях? Не забудет ли он об этом в некий момент, ради... ради чего? Испытай она хоть раз, она бы поняла. Впрочем, кое-что можно себе представить. И даже эту тоску, о которой говорил Фил. Сильнее наслаждение, сильнее печаль, сильнее страх. Чего может стоить жизнь смертного по сравнению с тем, что может она на несколько мгновений дать вампиру?

Кэсси медленно повернулась и стала украдкой рассматривать профиль Алика, пытаясь отыскать ответ в мертвом сумраке под неподвижными ресницами. Даже желтый цвет, отражаясь от этой почти светящейся кожи, уже не казался теплым и приобретал мертвенный оттенок. Но это не пугало и не отвращало, хотя разум охотно напоминал о неестественной причине его привлекательности. Но можно ли верить, если в том же разуме в следующий момент родилась бредовая мысль: не лучший ли это способ существования для любого наделенное вкусом и воображением существа?

Додумав до этого места, Кэсси возмутилась, но всякий случай все же спросила:

- Алик, что лучше - смерть или...

Вот теперь она и сама не знала что. Глупо просить о сравнении того, кто и жизни не знал как следует, и умереть не смог нормально.