Сергей Гомонов - Изгнанник вечности, полная версия

К утру метель начала ослабевать, а потом и вовсе прекратилась. Идти теперь можно было по солнцу, и все же Тессетен нет-нет да взглядывал на примотанный к толстому рукаву компас.

— Если верить этой штуке, — сказал он подъехавшим Фирэ, Тиамарто и Паорэсу, — то Северный полюс теперь переместился аж в океан, — Сетен неопределенно махнул рукой куда-то в сторону, — и Полярная звезда ушла из Небесного Ящера.

— Ушла? — удивился Паорэс.

— Нет, звезда осталась. Только Полярная теперь не она… Если верить Алу…

— А если верить ощущениям, — проворчал отец Саэти, — то у меня на заднице уже вот такая мозоль от этой попоны, — он показал кулак.

Мужчины засмеялись.

Много дней брели они по снежной степи и по вымерзшим лесам, останавливаясь на короткие ночевки. Потом показались горы, и сердце Фирэ застучало сильнее. Судя по карте, это были не Виэлоро и не Белые горы, они почти условно делили Рэйсатру на два материка и были чем-то вроде шва на месте столкновения континентов. Вместе с массивом Виэлоро эта система надежно защищала Тепманору от всяких сюрпризов со стороны экваториальных океанов. На картах ори она никак не обозначалась, но путешественники решили дать ей название.

— Пусть будут Центральными горами, — предложил кто-то из гвардейцев, и на том порешили.

Все чаще переходы совершались пешком, всадникам приходилось вести своих гайн под уздцы, и труднее всего было хромоногому Учителю. Но он хотя бы мог идти: напоследок судьба позволила свершиться почти чуду, когда в результате последнего перелома произошло то, чего не могли достигнуть кулаптры за несколько операций — кости срослись, как положено. Боль никуда не делась, но двигаться стало легче. Фирэ видел это и втайне надеялся, что со временем все заживет полностью, но оптимизм его канул в бездну, когда однажды ветреной ночью, проснувшись в походном шатре, он услышал подавленные стоны со стороны спального мешка Тессетена. Стараясь никого не разбудить, Учитель растирал ноющее колено.

— Вот, выпейте, — подобравшись к нему, юноша подал флягу с водой и пилюлю с обезболивающим порошком.

— Да я уже, Фирэ. Толку-то… На ветер она всегда так. Иди спи, завтра тяжко будет.

— Сейчас, погодите!

Фирэ выскочил к костру и бросил в угли несколько картофелин. Подождав на пронизывающем ветру, он выкатил дымящиеся клубни, обернул их рогожей и занес в шатер.

— Это на колено, это на щиколотку.

Хитрость удалась: согревшись, нога почти перестала болеть.

— Мы вылечим ее, все равно вылечим, вот только доберемся до места, — шепнул юноша.

Сетен насмешливо фыркнул:

— Ты уже вырос, чтобы верить в сказки и рассказывать их старому пню вроде меня, ученичок, — в голосе прозвучали женские нотки, однако проявлялись они столь деликатно, что трудно было понять: то ли настолько повышался тенор Учителя, то ли сюда в самом деле примешивалась женщина. Фирэ всегда передергивало от жути. — Хромота — это уже до конца жизни. И, быть может, не одной этой…

— Но что же делать?

— Нет повода сдаваться. Боль физическая — это лишь боль тела. Она пройдет независимо от нашего желания: не сегодня, так через десяток-другой лет. Несущественно. А вот другая боль… Но как бы там ни было, сдаваться нам нельзя, Фирэ. Если даже Железный Телец, Тсимаратау, сыграет отступление, то что, к проклятым силам, останется от этого мира?!

И легче стало на душе Фирэ, хотя видел он, как безвозвратно катится в бездну синий шарик — Убежище древних аллийцев. Но если она — она ! — твердит, что даже сейчас, в этом первозданном хаосе, проиграно еще не все, то значит — есть надежда.

То же самое проявилось в голосе Учителя, когда в долгом своем странствии уже с восточной стороны Центральных гор, перемежавшемся стычками с мародерскими отрядами, они наконец увидели вдали какой-то город-не город, но явно что-то рукотворное.

Сетен натянул поводья и указал всем, кто выжил, на темневший вдали городок-обсерваторию северян.

— Ар-Рэякаим! — с тихим восхищением произнесла женщина его устами, не сводя глаз с высоких конструкций посреди тепманорийской степи, и было совершенно понятно, что прежде Учитель уже видел эти приметы. — Мы теперь не так далеко от цели. Если бы у нас была орэмашина…

— Да, — поддержал Сетена в его сожалении орэ-мастер Паорэс, — тогда до Тау-Рэи мы добрались бы примерно за час…

Отец Саэти, как большинство, не обращал внимания на метаморфозы, что изредка происходили в их лидере. Фирэ нет-нет да казалось, что это он сам свихнулся и ему мерещится несуществующая женщина, ведь никто больше не замечал ее…

— Все правильно, Фирэ, — на глазах у всех Тессетен повернулся к приемному сыну и, не понижая голоса, объяснил: — Они не услышат и не увидят ничего. Я так хочу. Видишь меня только ты.

Юноша покосился на Тиамарто: уж провести кулаптра не так-то легко. Но она и тому отвела глаза!

А все продолжали как ни в чем не бывало стоять, ожидая, когда вожак даст приказ двигаться дальше.

Тессетену захотелось увидеть Ар-Рэякаим поближе, и весь отряд сделал крюк по заснеженной степи в направлении колоссальных построек, видневшихся на фоне пасмурного неба.

И чем ближе подъезжали они к обсерватории, тем больше недоумения замечал Фирэ в лице едущего с ним бок о бок Учителя.

Теперь это был не городок, а его сгоревшие останки. Тот, кто разорил его, не сумел уничтожить башни и радары, но устройства здесь больше не работали. Ар-Рэякаим подвергся нападению совсем недавно: некоторые постройки еще дымились, а на черном от копоти снегу лежали оледенелые трупы ученых-аринорцев и каких-то неведомых бородачей, среди которых были и блондины, и брюнеты — значит, южане и северяне ради бандитских набегов сбивались воедино, забыв о национальных предрассудках.

— Смерть нашего Солнца уравняла всех… — с сожалением промолвил кулаптр Тиамарто, после повторного пребывания в состоянии нежити состарившийся еще сильнее. Теперь он выглядел ровесником Паорэса и Сетена, оставаясь в душе двадцатипятилетним парнем.

Учитель съехал с попоны и стал молча собирать в кучу всякие деревяшки, что валялись под ногами и утратили малейшие намеки на былое свое предназначение. Чуть погодя, один за другим, к нему присоединились спутники. Вскоре у того места, где прежде стояли юго-западные ворота городка, скопилась целая гора деревянных обломков, и тогда живые начали стаскивать сюда и укладывать на нее мертвых, как это делали во время долгого пути сюда с телами погибших в стычках товарищей. Погребальной капсулы у них не было.

Потом, все так же молча, склонив головы, стояли они у гигантского костра, провожая вчерашних собратьев и недругов к Мировому Древу.

— Темнеет, — сказал Тессетен, когда от огня остались только слабые всполохи на углях, а от трупов — серый пепел. — Надо искать место для ночлега.