Сергей Гомонов - Изгнанник вечности, полная версия

— Как это случилось?

— Видите ли, господин Дрэян…

— Просто Дрэян, — он предложил ей сесть.

— Хорошо, тогда просто Танрэй. Видите ли, мы готовим спектакль к Теснауто, и вчера была генеральная репетиция, после которой он отправился в деревню, но до деревни не дошел…

— Как его? Аш…

— Ашшур.

— Угум, хорошо, — хмурясь, Дрэян что-то записал. — А не мог он разве навестить родственников, прогуляться до соседей…

— До каких соседей? — удивилась женщина.

— Ах, ну действительно, что-то я погорячился. Какие могут быть соседи… Хотя… вот! А если он заблудился и попал в деревню соседей, а там…

— Господин Дрэян, ну может быть, мы поговорим о фактах?

Офицер неохотно смолк. Он вообще не понимал, с какой стати его отвлекают от дел из-за исчезновения грязной обезьяны. Сколько их, всех видов и размеров, дохнет по джунглям каждый день — устанешь следить!

— Хорошо, но давайте тогда по порядку. Отчего именно этот при… антропоид так вас интересует, Танрэй?

— Он мой ученик! — вспыхнула она.

— А ближе к истине?

— У него главная мужская роль. Именно из-за репетиции нам всем и пришлось вчера задержаться до глубокой ночи…

Дрэян даже перестал поигрывать ручкой:

— Главная роль? Вы отдали роль Тассатио дикарю?!

— Это неплохая возможность доказать, чего мы достигли в изучении языка. Ашшур и Ишвар говорят в этом спектакле на чистом ори!

Его передернуло. На красивом лице было написано, как его возмущает подобное кощунство — отдать роль великого аллийского героя какой-то уродливой коротконогой обезьяне!

— Но… Я даже не знаю… Вы хотя бы предложили эту роль Ишвару, ведь пусть по чудовищной ошибке Природы, но он носитель «куарт» Атембизе, вашего с Алом ученика. А Ашшур… Неужели вы не шутите?

— Я не шучу, — холодно ответила она. — И я хотела бы, чтобы вы провели расследование. Вы сделаете это?

— Это моя обязанность. Но, думаю, пока не стоит спешить. День-два можно подождать — за это время он вполне может вернуться…

Танрэй покинула комнату и, выбравшись на улицу, подозвала ждущего ее в тенечке Ната. Пес вежливо взмахнул хвостом, а потом, вывалив едва ли не до земли розовый язык, поплелся за хозяйкой.

Проводив их взглядом из окна, Дрэян посмотрел в график и узнал, где нынче несет вахту отряд Саткрона.

Он гнал свою гайну по вьющейся между скальными наростами дорожке. Магистраль из города к комплексу Теснауто была еще не достроена, да и к тому же эта кривенькая тропка являлась самым коротким путем к месту строительства.

Дрэян думал об Ормоне, о том, что она где-то там и может лишь изредка выбираться к нему для их волшебных встреч. Да, он мог бы поклясться, что ни с одной женщиной у него не было столь чувственной в одновременно столь же загадочной любви. Ормона всегда приходила сама и исчезала, когда считала нужным, а он, утомленный страстью, непременно засыпал в одиночестве, без нее. Она говорила, что никто не должен видеть ее спящей.

«Мне нужна сильная армия, Дрэян, — однажды объяснила возлюбленная, когда он спросил, для чего ей натаскивать гвардейцев этими странными состязаниями в джунглях. — Возможно, вскоре нам придется выступить против Тепманоры — если Тепманора не выступит против нас раньше»…

Отныне он не может вести расследования, не рискуя при этом зацепить ее имя. Ему приходится стоять меж двух огней и утешать себя лишь тем, что в жертвах «дикой охоты» до сих пор не значился ни один ори, только туземцы.

Когда вдалеке показались первые здания комплекса, Дрэян увидел Саткрона, занимавшегося со своим отрядом построением. Саткрон тоже был зорок и, заметив командира, выставил гвардейцев, словно на смотр. После инцидента с Тессетеном и Дрэяном он стал на удивление покладист, давая между тем понять, что все его почтение — внешнее, напускное, а лебезит он, больше чтобы поиздеваться. Однако у него это получалось мастерски: уличить Саткрона было невозможно, действовал он исключительно по уставу и за прошедший год ни разу не превысил полномочий. Когда Дрэян при встрече поинтересовался у Ормоны, довольна ли она Саткроном, та удивленно спросила, есть ли у нее повод быть недовольной этим человеком.

Не обращая внимания на строй, Дрэян спешился и отозвал приятеля в сторону.

— Исчезновение Ашшура как-то связано с этими вашими… играми ? — без околичностей спросил он.

— Какого еще Ашшура? — оглядываясь на своих подчиненных, нахмурился Саткрон. — Для меня все эти обезьяны стоят одна другой…

— Вчера поздно вечером в деревню не вернулся один из воспитанников атме Танрэй. Она сказала, что у них была репетиция спектакля для Теснауто, и…

— А, понял, — кивнул приятель. — Понял, о ком речь. Знаешь, Дрэян, по-моему, обезьяна в роли Тассатио — это плевок в наших предков…

Дрэян кашлянул в сторону и вздохнул: Саткрон попросту озвучил его мысли. Но, кажется, тот что-то знает об исчезновении кхаркхи.

— Меня больше интересует, что с ним стало, — сдержавшись, холодно проговорил командир.

— Ну… что с ним стало… — Саткрон увидел что-то интересное в небе и принялся изучать легкие облачка, постепенно набегавшие с залива. — Может быть, его покрали и покарали аллийские боги? Я не знаю… Да меня это, признаться, и не беспокоит…

— Ты передай этим аллийским богам, Саткрон, чтобы на этот раз они не думали валить с больной головы на волка Ала и запутали следы получше, чем прошлым летом.

Ответом был пристальный и злой взгляд гвардейца:

— Знаешь, Дрэян, вот скажу тебе откровенно: не нравится людям то, что ты пытаешься выглядеть чистеньким для всех. А то прямо и не знаешь, чего от тебя ждать!

— И ты не знаешь?

— Ну, я-то, допустим, знаю, — загадочно повел зрачками Саткрон, очевидно намекая на Ормону: они встретились тогда поутру, после ухода Дрэяна из ее дома, и догадаться, что командир вовсе не забегал к жене Тессетена на пару минуток, а пробыл там всю ночь, приятелю оказалось несложно.

— Так вот, если знаешь, то знай и другое: если бы я не был «чистеньким» в глазах горожан и не прикрывал ваши странные делишки, вас давно бы уже казнили как преступников!

Дрэян разозлился. В довершение ко всему он окончательно запутался в своей жизни и уже плохо понимал, что делает. Ему казалось, что он почти все время ходит под гипнозом или же переживает его последствия. Это было невыносимо, но исправить положение не получалось.

— Да ладно, ладно, ты только не кипятись, — не желая будоражить в нем ярость, примирительно сказал Саткрон. — Я все это знаю и весьма тебе благодарен, дружище. Жаль только, что ты все никак не отыщешь время поиграть с нами. Развеялся бы, понял, как это бодрит… Может, перестал бы ходить таким занудой.