Журнал «Если» - «Если», 2003 № 12

От описываемого будущего разительно отличается будущее моделируемое. Прогностические модели, описывающие возможное будущее, создаются в рамках социологии учеными. При этом учитываются величины, незаметные рядовому гражданину, но имеющие значение для правильного расчета модели. Возможно, что за этими скучными и оттого многим недоступными построениями кроется истина. Для того чтобы получить действительно достоверный вариант, социологи используют все исследовательские методы. В противном случае модель получится кособокой или похожей на плохой фантастический роман.

Но что самое интересное — оба варианта имеют чисто прикладное значение. Будущее приходит само. Чаще всего оно зависит от случайностей, которые впоследствии называют закономерностями. Значительно меньше оно зависит от человеческих фантазий. Угадать его отдельную деталь — все равно что дать название ископаемому зубу, найденному в отложениях триасового периода.

Реалистичность важна при описании любого объекта, процесса и т. д., будь то космический полет или диалог в пивной, авторучка или общественная система.

Это — нормальный, правильный ответ, который дадут девять авторов из десяти. В то же время большинство этого правила не придерживается. И я его не придерживаюсь тоже, хотя сказать, что я намеренно его нарушаю, нельзя. Все дело в отношении к футурологическим моделям. Для меня это именно декорация, существующая на правах обычной детали: она проявляется в тот момент, когда герой с ней взаимодействует, и «возвращается в тень», когда выпадает из поля зрения героя. Разумеется, в краткий миг своего бытия деталь должна стремиться к максимальному правдоподобию. Это относится ко всему: и к еде, и к одежде, и к транспортным средствам, и к социальным конструкциям. Однако ботинок или картофельное пюре не могут обладать самоценностью. Не обладает самоценностью и социальная конструкция. Она служит лишь приложением к герою, его Поиску и его Пути. Любая «выдуманная среда» меня интересует постольку, поскольку она помогает обострить взаимоотношения между героем и Миром, а порой и довести эти отношения до абсурда. Роман же, написанный исключительно ради изображения некоей, пусть и невероятно оригинальной общественной системы, никогда не вызовет во мне эмоционального отклика. Для меня он в лучшем случае останется атласом, путеводителем — пусть и красочным.

Впрочем, это не означает, что я как автор стремлюсь непременно разрушить логику — историческую, социальную или какую-то еще. Реалистичность футур-моделей безусловно важна — но важна не более, чем реалистичность в описании погоды. Нет такой детали, ради которой стоило бы пренебречь внутренним состоянием героя, и нет такого героя, ради которого нельзя пожертвовать деталью. Даже если эта деталь — целый Мир.

Фантастическая литература чрезвычайно разнообразна (во всяком случае, более разнообразна, чем реалистическая проза). В рассказе о приключениях бравого космопроходца нужна ли реалистическая социально-прогностическая конструкция? Для такого рассказа достаточно придумать оригинальную ситуацию, пусть она даже противоречит не только социальной прогностике, но и вообще законам природы. Иное дело, если берешься писать рассказ (повесть, роман) о том, каким действительно представляется будущее — страны, планеты, Вселенной. Здесь футурологическая модель уже не может выполнять лишь служебную функцию — она становится стержнем, сутью, основной идеей; персонажи обязаны вести себя так, как требует созданная автором футурологическая модель.

В моем юмористическом цикле о приключениях «звездопроходимца» Ионы Шекета много фантастических декораций, на фоне которых действуют персонажи, но это именно декорации — на них, возможно, интересно смотреть в ходе представления (во всяком случае, автор на это рассчитывает), но прогностического смысла в большинстве своем они не имеют.

Иное дело — повесть «Взрыв», опубликованная больше 15 лет назад. Там был важен именно научно-технический прогноз, речь шла о возможности создания генетического оружия. Нужно было такое оружие придумать, оценить последствия его применения. Это уже не декорация, а смысл жизни главного героя. Идея, разработанная в повести, была прогностической (сейчас, кстати, генетическая бомба перестала быть фантастикой).

Экстраполяция, выявление тенденций, экспертные оценки — это методы реально существующей науки футурологии (в советские времена она называлась научным прогнозированием). Если бы фантастика ограничивалась использованием лишь этих методов, то, как и реальная футурология, могла бы претендовать на правильное описание будущего в пределах 20–30 лет — именно на такую «глубину» взгляда претендуют так называемые дальнесрочные прогнозы. Почему не глубже? Потому что любая экстраполяция, любая тенденция (даже если она только что возникла) достаточно быстро исчерпает себя в результате столкновения с другими тенденциями. Рано или поздно будет сделано изобретение или открытие, отменяющее экстраполяцию: так обычно и происходит в реальности, именно поэтому все методы футурологии не помогают заглядывать в будущее даже на полвека.

У фантастики есть свои приемы, дополняющие методы футурологии. Эти приемы были выявлены еще двадцать лет назад в результате изучения научно-фантастических идей, собранных известным писателем-фантастом Генрихом Альтовым в его до сих пор не опубликованном «Регистре». Эти приемы (их более двадцати) — инструмент более мощный, чем обычные футурологические методы, они позволяют прогнозировать качественные скачки в развитии науки и техники — то, чего футурология не может делать в принципе. Использование этих приемов (метод фантограмм, метод качественных изменений, морфологический анализ и пр.) я считаю оптимальным для создания прогнозируемого фантастического будущего. Сам пользуюсь и коллегам советую.

Москва: ЭКСМО, 2003. — 416 с. (Серия «Русская фантастика»). 7000 экз.

Тезис о предопределенности судьбы отнюдь не потерял своей актуальности для фантастов: старый лозунг NO FUTURE, провозглашенный лондонскими панками и увековеченный десантным ножом Сары Коннор, звучит и по сию пору. Например, в романе «Магистраль» Е.Прошкина. Идея Патруля Времени, в свое время весьма популярная, оказалась полностью переосмысленной в духе мрачной пост-диковской манеры автора, отошедшего от им же самим провозглашенного «трэш-декаданса».

Роман весьма сложно организован, текст постоянно заставляет читателя вернуться страниц на пять назад. Вывихнутая логика временных парадоксов способна смутить человека, привыкшего к линейным сюжетам коммерческой НФ.