Джефф Райман - Детский сад

— Спасительница, — хрипя, сплевывает она с улыбкой-оскалом. И царапает пол, оставляя на нем отметины черной сажи и куски кожи. — Спасительница? — повторяет она зло, резко, с горечью. Риторический вопрос. Ответ известен заранее.

Она знает, что одержала верх.

«Мы в пути, Милена», — раздается голос в голове. Кто-то идет на помощь.

В голове у нее оживает Консенсус. Ангелы утешают ее.

«Это не твоя вина, Милена. Не вини себя. Это не твоя вина».

— Разве? — спрашивает Милена.

«Занимайся своим делом, Консенсус. Правь миром, исцеляй больных, строй дороги. Разводи вирусы. Делай все, что считаешь для себя нужным.

Только оставь в покое нас».

На крыше многоквартирного дома партийцев звонит колокол: срочный вызов врача. Прибывает с одеялами мисс Уилл и принимается заворачивать в них Троун. У Троун от озноба громко стучат зубы, точнее сказать, клацают. Милена невольно морщится — грубые одеяла, на лишенную кожи плоть — бр-р-р.

А вот и начальница пожарной охраны. Она умеет оказывать медицинскую помощь. Здесь есть специальная помпа, которая летом, в случае пожара на плавучем Ковчеге, должна подавать воду из устья. Одновременно по инструкции прибывают пожарные суда, большие моторки с брандспойтами. Но сейчас зима, вода замерзла, а помпы не работают.

Бригадирша опускается на колени и раскрывает несессер с набором вирусов и кремов.

— Оставьте ее, — требовательно, но подчеркнуто спокойно говорит Милена.

Бригадирша, похоже, не понимает, в чем дело.

— Здесь, видимо, потребуется открытая обработка, — озабоченно рассуждает она, активная, деятельная партийка. Это говорят ее вирусы — говорят другим вирусам, которым положено слушать ее. Это социально направленные вирусы, которые знают, как исцелять болезни. — Надо будет прочистить ожоги, после чего оставить их в открытом виде подсушиться. А ну-ка. — Бригадирша протягивает Милене шприц, чтобы та взяла образец крови. — Тест на азот, свертываемость, электролитические уровни, кровяные газы, гематокрит…

Милена отмахивается от шприца.

— Сейчас подъедут другие, — говорит она. Милена имеет в виду — другие, чье лечение будет получше нашего.

— Не знаю, кто бы это мог быть, — выражает сомнение бригадирша, доставая и раскладывая свои кремы. — Устье замерзло, моторки сюда не ходят.

Дело полностью входит в ее компетенцию — на то у нее есть и выучка, и соответствующие инструкции, — поэтому она может приносить пользу. Но в этом мире невозможно приносить пользу, не причиняя вреда. И кремы, и тампоны, и обезболивающие будут причинять вред, относительный вред.

Милена, поддев ногой, переворачивает несессер. Катятся склянки, рассыпаются тюбики, разбивается что-то стеклянное.

— Вы… вы что? Это же лекарства! — возмущенно кричит бригадирша.

То же самое и с вирусами. Относительный вред, относительная польза.

Из дверей высовывается Чего Изволите.

— Идите сюда! Ой, скорее! — Она отчаянно машет мисс Уилл. — Фургон на льду!

Мисс Уилл спешит на зов. Бригадирша, сокрушенно качая головой, собирает свои препараты. Милена сверху вниз смотрит на Троун, которая, уставившись на нее невидящими глазами, отчаянно стучит зубами.

«Вот я тебя и вверяю им, Троун. Ты могла бы быть красивой. Может, еще и будешь. Но при этом в их руках».

За воротами, которые сейчас торопливо отворяют экономка и мисс Уилл, слышится дробный перестук копыт. Холодный воздух врывается внутрь. По льду, в клубах пара, во дворик врывается четверка белых ломовиков, словно посеребренных инеем; за собой они тянут пожарный фургон. Густой, как сливки, пар валит от бойлера и из конских ноздрей. Фургон, одолев невысокий барьер мерзлой глины, вкатывается в крытый дворик, где кони, захрапев, останавливаются.

И вот Милена видит их. Впервые перед ней предстают люди в белом, «Гарда». Хозяева. Их лица отгорожены от всех пластиковыми полумасками. Для них все люди считаются больными.

— Нет, вы взгляните, взгляните на мой несессер! — с негодованием обращается к ним бригадирша. — Она же его опрокинула, ногой!

«Гарда» оставляет ее слова без внимания. Один из них берет бригадиршу за плечи и отодвигает ее в сторону. Его руки в перчатках. Другой заученным движением откидывает одеяло и разрезает остатки одежды. Троун лежит и едва дышит, с тихой укоризной глядя на Милену, словно безмолвно спрашивая ее: «За что?»

Люди в белом втыкают ей в уши пробки, после чего опрыскивают струей какого-то газа. Милена отводит взгляд и смотрит на коней.

Вот они какие — огромные, мускулистые. Их глаза скрыты под округлыми зеркальными линзами. Говорят, животные смотрят лишь в том направлении, куда им велят смотреть хозяева. Кони нетерпеливо встряхивают головами, отчего дымчатые желтоватые гривы изящно развеваются на ветру. Кони красивы даже в своем рабстве, потому что никто не говорит им, что они рабы или уроды. У лошадей нет демонов.

Троун, судя по звуку, опрыскивают еще раз. Со временем у нее появятся новая кожа и новый разум. Той, прежней Троун она больше не будет. Это будет какая-то иная женщина, вполне довольная тем немногим, что ей перепадает от жизни, и не задумывающаяся о том, откуда у нее все эти провалы в памяти. Никаких мучений, угрызений по поводу былого она испытывать не будет. Получается, все-таки относительная польза? Что ж, расскажи самой себе, что ты принесла пользу, Милена.

Только здесь и сейчас я помню Троун живой.

Спасительница.

эй рыбка это я опять!!!!!!!

По возвращении из космоса Милена обнаруживает у себя дома засаленный запечатанный пакет из грубой бумаги. Она вспоминает паучьи, трясущиеся каракули:

ну что — они хотят чтоб их старая леди вернулась а она не хочет ехать! Опять ногу сломала — вот так-то — шейка бедра называется но типа наверно одно и то же — и вот они хотят чтоб их старая леди вернулась — чтоб лежала полеживала на старом диване если вспомнят то и поесть поднесут

мы полярники рыбка стареем — ты и знать не знаешь что это такое — это когда ты чуешь что начинаешь разваливаться на куски — но это и не только это но и то что весь мир какбудто тоже начинает с тобой разваливаться кусок за куском — какбудто у тебя кто хочет небо отнять

а знаешь когда я была молодая — я порой всю ночь лежала за домом и ветер колючий такой обдувает мне лицо будто специально ктото его касается а я лежу смотрю на небо ясное преясное и все звезды на нем словно смотрят мне в ответ — какбудто у них у всех личики

черт возьми рыбка да я за сорок км в один конец свободно пешком ходила до магазина с баром и мы там всю ночь глушили виски со спиртягой и так по два дня зависали а потом катили по домам двое суток без сна — там у нас одна была так она еще и на спине ящики перла — мы виски иной раз прямо в ванну заливали и там плескались и мыли там стаканы а потом развлекались — у нас с собой лазера были так мы из них камни и железяки в мыло плавили — а потом звуковую систему на лед — прямо на лед — и ну под нее плясать и зажигать и рассекать и куражища да еще и пингвинов гонять лазером!