Журнал «Если» - «Если», 1999 № 03

— Да не оказывал я!

— Как это не оказывал? «Совершил попытку отнять изъятое орудие правонарушения…» Было?

— Ну было, но…

— Поехали, — сказал майор и, сложив протоколы в папку, поднялся из-за стола.

В подержанный японский микроавтобус загрузили пятерых: четверо попались вчера по той же самой статье, что и Руслан, пятого, как ни странно, взяли за пьянку. Этот сразу отсел поглубже в уголок и с ухмылкой стал разглядывать остальных.

— Довыделывались, чижики? — осведомился он не без ехидства. И, не получив ответа, продолжал самодовольно: — А мне вот все побоку!.. В наркологию? Давай в наркологию!

— Примолкни, а? — хмуро попросил Руслан. — Без тебя тошно…

Плечо после вчерашнего удара резиновой дубинкой ныло до сих пор. Алкаш открыл было рот, но, взглянув на мрачные лица товарищей по несчастью, счел за лучшее не куражиться и последовал совету Руслана. А тот, кряхтя, запустил пятерню за ворот рубашки и принялся разминать ушиб…

— Дубинкой, что ли? — скорее с любопытством, нежели с сочувствием осведомились справа.

— Ну!.. — процедил он.

Майор все не показывался. Шофер в гражданском придремал, уронив руки на руль, а голову — на руки. Дверца открыта, документы вернули — бери и смывайся! Только ведь некуда смыться-то. Адрес теперь в ментовке известен, если что — домой нагрянут…

— Так тебя, значит, не в конторе загребли? — сообразил наконец сосед справа. — Посреди улицы, что ли? А как это ты умудрился?

— Как-как! — сердито сказал Руслан. — В ночном киоске гвоздодер купил. А рядом доска валяется, гвоздь из нее торчит. Ну, я распаковал гвоздодер да опробовал…

Спросивший негромко присвистнул.

— То есть «с особым цинизмом», — с видом знатока перевел он услышанное на язык протокола. — Да еще, наверное, сопротивление довесят, раз палкой звезданули.

— Уже довесили. — Руслан вздохнул и отвернулся.

— А нас с корешем прямо в конторе взяли, тепленькими, — небрежно растягивая слова, сообщил все тот же сосед, надо полагать, попадавший в такую переделку не впервые. — Рабочий день кончился давно, а мы сидим пашем. Вдруг — трах-тарарах!.. Дверь с петель снесли, врываются в намордниках, с автоматами: «Встать! Лицом к стене! Руки за голову! Проверка!» К-козлы… «Да мы ж, — говорю, — не за тем остались! Мы ж эти… из сексуальных меньшинств!» А какое там — «из сексуальных»! Компьютеры врублены, на столе — документы…

К концу рассказа он все же скис и, вяло махнув рукой, прервал разговор.

— А меня вот жена сдала, — помявшись, решил поддержать разговор мужичок с морщинистым пожамканным личиком. Подумал и добавил в сердцах: — Сволочь… Из-за комода с ней погрызлись. На хрен, говорю, покупать — сам сделаю! А она мне: сделаешь — заложу. Сделал вон уже, говорит, одно убоище — взглянуть страшно… Ну ладно! Вот пускай хоть наволочку еще одну сошьет! Простыню одну пускай попробует подрубит! Гадом буду, пойду в ментовку и стукну!

— За домашнее хозяйство не привлекают, — напомнил сквозь зубы Руслан. — Тем более женщин…

— Ни черта себе законодательство! — не преминул съязвить приунывший сосед справа. — Это, наверное, только у нас в России так заведено: раз баба — значит, всегда права.

Пострадавший через супругу морщинистый мужичок выругался вполголоса, но тут наконец рядом с машиной объявился майор. Осунувшийся, озабоченный, он уселся на переднем сиденье и, захлопнув дверцу, положил папку на колени.

— Хорош спать! — бросил он встрепенувшемуся водителю. — Погнали.

После мерзкого тускло освещенного клоповника, где нар было куда меньше, чем задержанных, весенний денек сиял особенно приветливо. Машина проскочила мимо ряда ярко окрашенных круглосуточных киосков, за стеклами которых соблазнительно мерцали столярные и слесарные инструменты. Раньше ларьков было пять. Теперь — три. Второй и четвертый куда-то делись, и нынче на их месте остались лишь два квадрата долбленого асфальта. Давят, давят ларечников… Скоро и стамеску негде будет купить…

На красный свет остановились неподалеку от стройки. Там за невысоким бетонным забором вовсю кланялись два новеньких крана и блестели щеголеватые каски оливково-смуглых рабочих. Наверное, откуда-нибудь из Италии. По найму.

— Господин майор! — жалобно и почему-то с украинским акцентом обратился к начальству неугомонный нарушитель, что сидел справа от Руслана. — Ну шо ж это деется! На глазах пашуть, а вы смотрите!

Майор хмуро покосился в окошко, посопел.

— Это иностранцы, — буркнул он. — Им можно.

— Та я вроде тоже… — с надеждой усилив акцент, намекнул задержанный.

— А вот не фига по российскому паспорту жить! — огрызнулся майор.

Машина свернула в извилистый пыльный переулок и вскоре затормозила возле облупленного угла пятиэтажки, стены которой когда-то давным-давно были выкрашены в тоскливый желтовато-серый цвет, ставший со временем еще более серым, тоскливым и желтоватым. С торца здания имелось снабженное навесом ветхое деревянное крылечко, ведущее к распахнутой двери. Чуть ниже таблички с надписью «Наркология» не без цинизма было процарапано: «Нам секса не надо — работу давай!»

Врачиха, как выяснилось, еще не прибыла, и задержанным велели подождать в предбаннике, увешанном душераздирающими плакатами. На одном из них изможденный трудоголик с безумными, как у героев Достоевского, глазами наносил страшный удар топором по розовому сердечку с двумя ангелочками внутри — женой и сыном. Страшная молниевидная трещина разваливала сердечко надвое.

— А не знаешь, чья сегодня смена? Пряповой или этой… постарше? — отрывисто осведомился у Руслана встрепанный нарушитель, до сей поры не проронивший ни слова.

— Без понятия, — со вздохом отозвался тот. — Я тут вообще впервые.

— Лучше, если постарше, — понизив голос, доверительно сообщил встрепанный. — А Пряпова — зверь. Вконец уже затыкала… процедурами своими.

Руслан неопределенно повел ноющим после вчерашнего плечом и перешел к следующему плакату. На нем был изображен горбатый уродец, опирающийся на пару костылей, в левом из которых Руслан, присмотревшись, вскоре узнал молоток, в правом — коловорот. Внизу красовалось глумливое изречение:

Третий плакат был особенно мерзок. Рыжая младенчески розовая девица стояла телешом в бесстыдно-игривой позе и с улыбкой сожаления смотрела на согнувшегося над письменным столом хилого очкарика, вперившего взор в груду служебных бумаг. «И это все, что ты можешь?» — прочел Руслан в голубеньком облачке, клубящемся возле ядовито изогнутых уст красотки.

Наркологиня Пряпова оказалась холеной, слегка уже увядшей дамой с брезгливо поджатыми, тронутыми вишневой помадой губами. Переодевшись, вышла в белом халате на голое тело и равнодушно оглядела доставленных.