Жюль Верн - Клодиус Бомбарнак (перевод Е. Брандиса, Н. Брандис)

— Даже совсем малым, как говорят итальянцы.

— Ну, раз они так говорят, значит, далеко не глупы.

В ту минуту, когда я собираюсь подняться в вагон, ко мне подбегает Попов:

— Господин Бомбарнак!

— Что случилось?

— Меня вызвали в телеграфную контору и спросили, не едет ли в нашем поезде корреспондент «XX века». И когда я подтвердил, телеграфист велел вам передать вот эту депешу.

— Давайте!.. Давайте!

Беру депешу, которая ждала меня в Хотане уже несколько дней. Не ответ ли это на телеграмму относительно мандарина Иен Лу, посланную из Мерва?

Вскрываю депешу… читаю… она выпадает у меня из рук.

Вот что в ней сказано:

Клодиусу БОМБАРНАКУ

корреспонденту «XX века»

Хотан китайский Туркестан

Поезд везет Пекин не тело мандарина, а императорскую казну стоимостью пятнадцать миллионов посылаемую Персии Китай Парижских газетах сообщалось об этом восемь дней назад Постарайтесь впредь быть более осведомленным.

— Миллионы! В так называемом траурном вагоне не покойник, а миллионы!

У меня вырвалась эта неосторожная фраза, и тайна императорских сокровищ тотчас же стала известна всем — и пассажирам поезда, и железнодорожным служащим. Для отвода глаз правительство Персии, по соглашению с китайским, распустило слух об умершем мандарине, тогда как в действительности в Пекин переправляют сокровища стоимостью в пятнадцать миллионов франков!..

Какой я сделал непростительный промах! Каким оказался глупцом, пребывавшем в блаженном неведении! Но у меня не былоповода не поверить Попову, как, видимо, и у него, чтобы заподозрить во лжи персидских чиновников! Да и кому бы пришло в голову усомниться в подлинности покойного мандарина Иен Ау?

Мое репортерское самолюбие, тем не менее, глубоко уязвлено, и полученный выговор очень огорчает. Слыханное ли дело? О том, что происходит на Великой Трансазиатской магистрали, «XX век» в Париже осведомлен лучше, чем его собственный корреспондент, который едет по этой дороге! О репортерские разочарования! Теперь же все узнали, что императорская казна, состоящая из золота и драгоценных камней и находившаяся в руках персидского шаха, возвращается ее законному владельцу, китайскому богдыхану.

Понятно, почему Фарускиар сел в наш поезд в Душаке. Один из директоров компании, заранее предупрежденный о ценном грузе, решил сам сопровождать императорские сокровища до места назначения. Вот почему он так старательно охранял «траурный вагон» вместе с Гангиром и тремя монголами. Вот почему был так взволнован, когда этот вагон отцепился, и так настойчиво требовал вернуться за ним не теряя ни минуты… Да, теперь все объясняется.

Понятно, почему в Кашгаре взвод китайских солдат пришел на смену монгольским стражникам, а Пан Шао ничего не мог сказать о мандарине Иен Лу: ведь такого в Поднебесной империи и не существовало!

Из Хотана мы выехали по расписанию. В поезде только и было разговоров, что об этих миллионах, которые вполне могло бы хватить, чтобы сделать всех пассажиров богачами.

— Мне с первой минуты показался подозрительным этот траурный вагон, — сказал майор Нольтиц. — Потому и расспрашивал Пан Шао о мандарине Иен Лу.

— А мне было невдомек, — ответил я, — зачем вам понадобилось это знать. Сейчас, по крайней мере, установлено, что мы тянем на буксире сокровища китайского императора.

— И он поступил весьма благоразумно, — добавил майор, — выслав навстречу эскорт из двадцати хорошо вооруженных солдат. От Хотана до Ланьчжоу поезд должен пройти две тысячи километров по пустыне Гоби, а охрана путей здесь оставляет желать лучшего.

— Тем более что свирепый Ки Цзан, как вы, майор, сами мне говорили, рыскал со своей шайкой в северных провинциях Поднебесной империи.

— Да, господин Бомбарнак, пятнадцать миллионов — хорошая приманка для разбойничьего атамана.

— Но как он сможет пронюхать о пересылке императорских сокровищ?

— О, такие люди всегда узнают все, что им нужно знать.

«Несмотря на то, что они не читают «XX века»! — подумал я и почувствовал, как краснею при мысли об этом непростительном промахе, который, без сомнения, уронит меня в глазах Шеншоля, моего шефа… Между тем пассажиры, столпившись на вагонных площадках, оживленно обменивались мнениями. Одни предпочитали тащить на буксире миллионы, нежели труп мандарина, пусть даже и высшего разряда; другие полагали, что транспортировка сокровищ грозит поезду серьезной опасностью. Того же мнения придерживался и барон Вейсшнитцердерфер. Выразив его в самой резкой форме, он налетел на Попова с упреками и бранью:

— Вы обязаны были предупредить, сударь, вы обязаны были предупредить! Теперь все знают, что с нами едут миллионы, и поезд может подвергнуться нападению! А нападение, если даже предположить, что оно будет отбито, неизбежно вызовет опоздание. А вам известно, сударь, что я не потерплю никакого опоздания? Нет, не потерплю!

— Никто не нападет на нас, господин барон, — ответил Попов. — Никто и не подумает напасть!

— А откуда вы знаете, сударь? Откуда вы знаете?

— Успокойтесь, пожалуйста…

— Нет, я не успокоюсь и при малейшей задержке привлеку компанию к ответу и взыщу с нее убытки!

Вполне может статься, что «кругосветный» барон захочет получить с компании сто тысяч флоринов за причиненный ему ущерб!

Фульк Эфринель, как и следовало ожидать, смотрит на все с чисто практической точки зрения.

— Это верно, — говорит он, — что благодаря сокровищам доля риска сильно увеличивается и, случись какое-нибудь происшествие, Life Travellers Socie [86] Общество охраны жизни путешественников — название страховой компании (англ.). , где я застрахован, откажется выдать компенсацию за риск и возложит ответственность на железнодорожную компанию.

— Совершенно справедливо, — добавляет мисс Горация Блуэтт, — и как обострились бы ее отношения с правительством Поднебесной империи, если бы не нашлись эти потерянные вагоны! Вы со мной согласны, Фульк?

— Разумеется, Горация!

Американец и англичанка рассуждают вполне резонно: за пропажу вагона с сокровищами отвечать пришлось бы железной дороге, так как компания не могла не знать о пересылке золота и драгоценностей, а не останков мифического мандарина Иен Лу.

А что думают по этому поводу супруги Катерна? Миллионы, прицепленные к хвосту поезда, нисколько не нарушили их душевного равновесия. Первый комик ограничился лишь замечанием:

— Эх, Каролина, какой прекрасный театр можно было бы построить на эти деньги!

Лучше всех определил положение священник, севший в Кашгаре, — преподобный Натаниэль Морз:

— Не очень-то приятно везти за собой пороховой погреб!