Христо Поштаков - «Если», 2001 № 05

Туземки, сопровождавшие Литу и Джилан, исчезли в пещере. Он внял понуканиям и, последовав за старухами, оказался на выбитой в скале лестнице. Стены пещеры озарял свет факелов.

— Вниз!

Он опять повиновался. Лестница привела в просторный подземный зал; колонны с грубой резьбой поддерживали балкончики, под которыми тянулись темные боковые проходы. Каменный пол был устлан тростником, шерстяные коврики без орнамента, свисающие с балконов, создавали кое-где укромные уголки. Здесь, как и снаружи, было прохладно, но все-таки на несколько градусов теплее. Больше всего Риса поразило сходство этого помещения с аскетической трапезной в Академии Гильдии. Не хватало разве что современного освещения да окон, выходящих в горы. Сходство усугублял длинный деревянный стол посередине.

На каменных скамьях вокруг стола сидели группками по две-три старухи в одинаковых домотканых платьях. От этой сцены веяло каким-то домашним спокойствием, даже уютом; только заметив на поясе у одной из старых ведьм кинжал, Рис спохватился и насупился.

На людей все взирали с нескрываемым любопытством, однако, в отличие от стегов, с которыми Рису доводилось сталкиваться раньше, эти не улыбались. Странное ощущение — осознавать себя человеком в присутствии инопланетян, на их планете; сколько раз он уже через это проходил — и никак не мог привыкнуть. В самый неожиданный момент акценты смещались, и человек сам становился инопланетянином.

Откуда-то потянуло запахом пищи. От этого запаха у Риса заходили ходуном колени — так силен оказался проснувшийся голод.

Его подтолкнули к одной из колонн. Он оказал сопротивление, получил удар по губам и почувствовал вкус крови. Оказалось, что его усаживают на узкую каменную скамью; стоило ему на нее опуститься, как его руки оказались привязанными к колонне.

Тут до него дошло, до чего он грязен, какое отталкивающее впечатление должен производить — настоящий дикарь, а не ухоженный колонист из Нью-Бомбея, помешанный на гигиене. Он чувствовал запах собственного пота. Несколько дней без ванны давали о себе знать.

Лита и Джилан, в отличие от него, сели вместе с Первой-Среди-Матерей за длинный деревянный стол. С девочками туземки вели себя совсем не угрожающе. Он попробовал, крепко ли привязан, и убедился: веревки слабые и при желании он может освободиться. Однако что толку пытаться, если единственный известный ему выход пролегает по той же лестнице, по которой он спускался вниз?

А потом желание бежать и вовсе пропало: появились старухи с большими сосудами из ореховой скорлупы, подобной той, что Горбун использовал для починки ситара, и принялись раскладывать еду в глиняные миски, причем начали с девочек. Увы, кормить Риса никто как будто не собирался.

Лита, словно уловив его мысли, оглянулась и сказала на чистом стегти:

— Данио тоже голоден.

Первая-Среди-Матерей покосилась на Литу.

— Мужчины здесь не едят, только кипики.

Последнее слово Рис услышал впервые и воодушевился, несмотря на болезненные протесты голодного желудка и явную опасность. От предвкушения скорого разрешения загадки у него забурлила кровь. Фразы, произносимые Первой-Среди-Матерей, были сложнее, чем примитивные восклицания мужчин на базаре. Ни один лингстер не усомнился бы: перед ним находится индивидуум с более высоким коэффициентом интеллекта. Ему было нелегко понимать речь старухи — ведь он привык к языку мужчин. Теперь он догадывался о происхождении ошибки, допущенной на этой планете первыми лингстерами: они установили контакт не с теми, с кем следовало!

— Данио… — Не найдя подходящего стегского слова, Лита закончила по-английски:…лингстер.

У Риса кружилась от голода голова.

Первая-Среди-Матерей взглянула на него.

— Врагимы с Перекрестка Печали говорили нашими словами.

— Я тоже врагим, — заявила Лита, упрямо вздернув подбородок.

Рис не ожидал, что она будет так настойчиво защищать слугу. Она вообще часто его поражала. Удивительным было, к примеру, ее владение стегти: дочь комиссара использовала новое слово так уверенно, словно знала его значение.

Первая-Среди-Матерей встала и приблизилась к нему.

— Врагим. Лингстер, — сказала она.

Будь она человеком, он не сомневался бы, что слышит в ее тоне презрение; но кодекс запрещал делать подобные умозаключения слишком велика вероятность ошибиться.

— Ты знаешь, как делать слова?

В памяти зазвучал голос Горбуна: «Ты понимаешь, как делать слова… Мгновение — и его интуиция совершила скачок между известным и скрытым. Любого лингстера посещало рано или поздно подобное прозрение, счастливая догадка — один из главных инструментов человечества в познании чужих языков.

— Я доставил Матерям душу кипика, чтобы делать слова, — произнес он.

Фраза произвела в каменной пещере ошеломляющий эффект. Матери отложили еду и все до одной уставились на Риса. К туземкам, находившимся в зале, присоединились другие, скрывавшиеся за занавесками, так что всего у Риса набралось не меньше четырех десятков зрительниц с круглыми, как у сов, глазами. Повисла тишина, нарушаемая только стуком детской миски: Джилан была единственной в пещере, кому не было дела до признания Риса.

Он на секунду закрыл глаза, стараясь преодолеть изнеможение и попытаться одержать победу в битве, которая, как он чувствовал, должна была вот-вот разгореться.

Первая-Среди-Матерей вытянула руку ладонью кверху. Рис был поражен выражением отчаянной мольбы у нее на лице.

— Дай!

— Нет.

Она обдумала его ответ, потом повернулась и щелкнула пальцами. Согбенная фигура, вынырнувшая из тени, развязала ему руки. Еще одна аборигенка поднесла ему миску с едой.

Желудок ликовал: идея оказалась удачной.

Первая-Среди-Матерей дождалась, пока он жадно проглотит пищу. Появилась вторая миска — он мгновенно съел и вторую порцию, уже обратив внимание, что блюдо сытное и пряное. Третью порцию он вкушал, памятуя о приличиях, каким их учили в трапезной Академии.

Повинуясь жесту Первой-Среди-Матерей, остальные молча разошлись. Одна из старух унесла Джилан, Лита последовала за ней.

— Время складывать слова, — объявила Первая-Среди-Матерей.

Он вышел за ней в низкую арку на другом конце зала и оказался в пещере поменьше. Здесь было не так светло, поэтому потребовалось какое-то время, чтобы глаза привыкли к полутьме, — и тогда он увидел Матерей, образовавших круг. От изумления он перестал дышать.

Старухи сбросили с себя бесформенные одеяния. В колеблющемся свете восковых свечей Рис взирал на голые бока, тощие бедра, седую шерсть на черепах, костлявые плечи, впалые груди. Одна истощенная аборигенка стояла к нему спиной, так что он смог различить позвонки и торчащие ребра — примерно такое же строение, как у человека, только собрано по несколько другой схеме. Жительницы Кришны никогда не наносили татуировок на лица, зато их тела и конечности оказались густо изукрашенными извилистыми рисунками, среди которых можно было различить изображения листьев и ветвей. По стандартам высоких цивилизаций эта нательная живопись была примитивной, зато в ней ощущалась манящая энергия. Татуировки были темно-лиловыми, как ягоды зит.