Джоанна Расс - «Если», 1999 № 05

Что привлекательного на Нептуне? Ничего, не считая его спутника Тритона!

Я вспомнил, что всегда мечтал там оказаться, даже готов был бросить Лайзу ради прозрачных гейзеров на фоне темно-синего мира где-то на самом краю межпланетной пустоты… Кристи заговорила, и голос ее прозвучал гулко, словно она погрузилась в глубокий сон:

— Они отсылают нас. Они обещают помочь нам выжить… — Она запнулась.

О чем тебе подумалось, Кристи? Пригрезилась атмосфера планет-гигантов?

— Из атмосферы Юпитера нам трития не добыть, хотя его там полно. — сказала она. — Слишком сильна радиация. Может, когда-нибудь в будущем, но только не сейчас.

Надо же, ты еще веришь в будущее! Потом, думая про тритий, я вспомнил давно забытый проект «Дедал».

— Даже здесь, на Сатурне, пришлось бы как-то преодолевать силу тяготения. А опасность столкновения с обломками в экваториальных кольцах? Зато Нептун…

Газовый гигант с атмосферой низкой плотности, насыщенной необходимым нам тритием. А вокруг него вращается естественный обледенелый спутник — наверное, титанианцы облюбовали его для себя?

Внезапно от Земли отделился пучок ярких искр, чтобы, минуя планеты, устремиться вдаль, к звездам, сияющим все ярче. Пучок искр уменьшался на глазах. В конце концов он сделался неотличим от звездной россыпи.

— Кажется, они имеют в виду созвездие Павлина, — проговорила Кристи. — Никогда не была сильна в мелких созвездиях.

Дельта Павлина? Уж не затерялась ли там планета? Уж не похожа ли она на ту, которой мы лишились?

— Считаешь, у них настолько совершенная технология? — спросил я.

Она посмотрела на меня. Опять эти огромные глаза за матовым, запотевшим щитком.

— Вряд ли. Сплошной лед и холод — какая уж тут технология! Но если объединить усилия с нами, то…

Не исключено!

— Кажется, решение все равно приняли за нас, — подытожил я.

Я проснулся в конце ночи, открыл глаза, увидел в темноте синее свечение приборной панели и застыл на краю койки, отбрасывая на стену всклокоченную тень. Кристи умещалась между мной и стеной. Нам было хорошо рядом, под одним старым одеялом.

Скоро начнется новый день. День, когда мы примем решение, сядем в вездеход, вернемся на базу и расскажем о том, что видели.

И что тогда?

Ничего особенного. Наши фантазии оказались ничуть не лучше, чем старая идея о «бремени белого человека».

Но решение было принято заранее, принято не нами. Нам предстояло всего-навсего исполнить свою роль, зачитать фразы, предназначенные по сценарию.

Свет, камера, мотор! Снято.

Застыв, я чувствовал дыхание Кристи, то мерное, то прерывистое. Спит, наверное. Я попытался вспомнить свои ощущения, когда рядом со мной спала Лайза. Но воспоминания уже покинули меня, как и память обо всем остальном, что было в прошлом.

Я внимал вздохам ветра, завываниям среди холмов, хрусту льда, ломающегося под напором приливных сил глубоко под нашим жалким жилищем.

Кристи вздохнула во сне и прижалась ко мне еще крепче. Наверное, того требовали ее сновидения.

Я вспомнил огоньки, устремляющиеся к звездам, и задумался о новой планете. Мне представилось, что я стою на вершине холма на фоне алого заката. К горизонту клонится чужое солнце — бугристое, в ореоле короны, совсем как на иллюстрации из детской книжки по астрономии.

И совсем как в детской книжке, рядом со мной стоит женщина, на плече которой покровительственно лежит моя рука.

Далеко внизу виднеется край густого леса, деревья с широкими, как у пальм, листьями качаются на теплом ветру. Дальше раскинулось до самого горизонта отливающее золотом море.

Прозрение ли это? Неужели это мы? Или все — несбыточный сон?

Кристи пошевелилась, повернулась, потерлась щекой о мое плечо и прошептала:

— Может быть, все еще получится. После всего, что было.

После всего… Прошли секунды, равные вечности, прежде чем я понял смысл ее слов. Еще одна вечность, равная секундам, — и с моего сердца свалилась тяжесть. Призраки улеглись в могилы, сон уступил место брызжущему золотом утру.

Его звали Имхотеп 4 4 Имхотеп был реальным человеком, одним из тех многогранных гениев, которые изредка появляются среди людей. В середине третьего тысячелетия до нашей эры он служил фараону Джосеру в качестве Великого Советника и Главного Строителя — именно Имхотеп создал первую пираяшду и хрсиновый комплекс в Саккаре. Кроме того, он был астрономом и целителем, ученым и писателем. Мехен — популярная настольная игра того времени. (Прим. авт.) . Высокий человек с проницательным взглядом успешно управлял всеми делами Египта.

Однако ныне он раздраженно мерил шагами пустыню. Внимательные помощники и стража подчинились приказу и оставили Имхотепа в одиночестве, чтобы он мог спокойно размышлять. Ему хорошо думалось в тишине, в безлюдных местах, но сейчас, сейчас… Имхотеп остановился, наклонился и быстро начертил на песке какую-то конструкцию, однако тут же стер рисунок и тяжело вздохнул.

Почему он ничего не может придумать?

Желание фараона заранее воздвигнуть себе усыпальницу было вполне понятным; на строительство подобных монументов уходили долгие годы. Не удивила Имхотепа и мечта Джосера увидеть нечто грандиозное и оригинальное. Как и то, что он обратился с таким приказом именно к своему Главному Строителю.

Ведь я еще ни разу не разочаровал своего повелителя.

Имхотеп не боялся фараона; Джосер прекрасно знал о способностях и честности Советника и не стал бы ему угрожать. К тому же, несмотря на низкое происхождение, положением Имхотеп уступал лишь самому фараону.

Однако ему следовало поддерживать собственную репутацию! Имхотеп в редкие свободные минуты занимался целительством и астрономией, был писателем и собирал мудрые изречения. Он прекрасно знал, что отпугивает людей, которые не в силах угнаться за его разумом и понять интерес Советника к новым проблемам и знаниям. Имхотеп не страдал чрезмерным тщеславием, но если ты не пользуешься популярностью, необходимо быть лучшим специалистом в своей области.

Но, Боги, почему же я ничего не могу придумать? Тут требуется нечто грандиозное, нечто новое, небывалое…

Едва ли не впервые у него не возникало подходящих идей. Оставалось лишь и дальше шагать по песку, дожидаясь озарения, которым его одаряло раньше какое-то божество.

Азарак был торговцем и разведчиком, но иногда, в зависимости от нужд Владения, ему приходилось решать и более серьезные задачи. Его работа — а он исполнял ее безупречно за редкими, можно сказать редчайшими, исключениями (не будем вспоминать о Ва’арине) — заключалась в том, чтобы незаметно приземлиться на каком-нибудь примитивном мире, приспособиться к его обычаям, раствориться среди местных жителей и начать работу, пока население само не будет готово принять спасение. В чем бы оно ни заключалось.