Брайан Д'Амато - Хранитель солнца, или Ритуалы Апокалипсиса

Мы протолкались к частоколу. А ну разойдись, ВИПы идут. Однако проникнуть внутрь было непросто. Кровные из дома Ласточкиного Хвоста в самом полном оснащении мирного времени встали в три ряда, загораживая единственный ход в стене. В проеме сквозь пар, который поднимался от сотен парилен, виднелись террасы склона, сплошь застроенные складами с соломенными крышами и заваленные грудами окоренных и заостренных бревен. Меня уже грызла мысль, что мы, должно быть, проделали долгий путь впустую. Но тут я увидел, что выросший как из-под земли квинкункс [631] Квинкункс — расположение предметов (в данном случае людей) по углам квадрата, с пятым элементом в центре. майяских воинов приветствует 12 Каймана и его спутников как самых долгожданных гостей. Хун Шок показал на одного кровного и сказал, что это знаменитый 14 Раненый, приемный племянник 2ДЧ.

Драгоценностей на нем было больше, чем требовалось для данного случая, а так — ничего особенного в нем я не заметил. Рост чуточку ниже, чем у среднего представителя майяской знати, да и лицо под носовой маской самое обыкновенное. Он являлся главой торговой миссии (назовем это так) Гарпии в Теотиуакане. На самом деле дела тут обстояли несколько сложнее, потому что Гарпии являлись частью международной федерации родов, связанных с Орлами, и 14 Раненый налаживал отношения со многими из них. Но самое главное — ему принадлежал обширный бизнес в долине, благодаря чему он, хотя и не являлся гражданином Теотиуакана (понятие довольно неопределенное), завел друзей в верхах.

14 Раненый стоял в центре между четырьмя приемными кровными — изгнанными со своих мест сельскими жителями Иша или беженцами, которые приходились родней клану ДЧ. Несмотря на майяские лица, в них чувствовалась некая чужеродность — накидки, ниспадающие складками, кожа, отливающая красным собачьим жиром. Они носили танасакобы, или танасаки, — подвески-гребешки, которые пирсингом прикреплялись к носовой перегородке и свисали до губ, будто викторианские усы, похожие на велосипедный руль, благообразные, но в то же время угрожающие. Из-за этих штуковин понять, какое у человека выражение лица, было совершенно невозможно. Прицепляли их не для красоты, а с определенной целью: считалось, что зубы показывать неуместно, ибо дурные, несущие паршу ветра рождаются во рту. Что, если подумать, не так уж далеко от истины. В общем, таким образом боролись с влиянием злых сил. Подвески являлись чем-то вроде амулета против дурного глаза, в данном случае — против дурного зуба. Если твоя танасака падала, то ты должен был прикрывать рот рукой, как хихикающая японская женщина.

С большим трудом мы сконцентрировали совместные усилия, так сказать, привлекли к делу наше групповое сознание и расчистили небольшое пространство в толпе.

Медоточивым голосом старого курильщика 14 Раненый пропел:

Он не спешил открыть свое лицо под маской, а в глазах его появилось насмешливое выражение.

12 Кайман почтительно сказал:

Хун Шок развернул подарочную рогожку, и наш предводитель выложил сверток с лучшими высокогорными сигарами.

Мы исполнили маленький приветственный танец. 14 Раненый прикоснулся к своему плечу, уважительно здороваясь со мной, но не как с равным, а немного снисходительно, типа: «Привет, маленький брат». Он прежде уже принимал 12 Каймана и двух других кровных, но в Ише не был лет двадцать, и, к счастью, ни сам он, ни его домашние никогда не видели Чакала. Я поклонился ему как старшему. Сейчас не самый подходящий момент выяснять, чей иерархический статус выше. Тем временем к нам подтянулись носильщики и окружили нас, словно змеиными кольцами, — так веревка укладывается в ведро. 14 Раненый сообщил, что горит желанием разделить с нами чили и нам нужно поторопиться, поскольку Ласточкины Хвосты решили перекрыть дороги пораньше. Ну да, подумал я, чем еще мы занимались в последнее время? Прохлаждались, посасывая леденцы? Кретин.

Мы, будто отрабатывая приемы строевой подготовки, образовали типичную фигуру «встреча относительно важных персон» — полукруг из кровных с 12 Кайманом в центре. Три ряда слуг в порядке уменьшения их значимости присели на корточки за нами. Я стоял сбоку вторым после самого младшего, поскольку мне не надо было ни с кем вступать в переговоры.

Здесь всюду действовали тайные пружины. Без знакомств ты был никто. 14 Раненый уже договорился с Ласточкиными Хвостами. Они медленно расступились, пропустили наш караван и опять сомкнулись плечо к плечу. Казалось, что амеба обволакивает ротиферу. А ведь в обычные ворота могла бы просочиться какая-нибудь шушера. Теперь мы находились между частоколом и дорогой, уходящей приблизительно на тысячу рук вверх. Тут стояли высокие пирамидки из дров, на веревках висели хлопчатниковые накидки — мы словно оказались на общем заднем дворе захудалого лагеря жилых автоприцепов. Здесь было чуточку попросторнее, и нам удалось найти свободное пространство. Носильщики, тащившие на головах салазки, наконец распаковали и разобрали их. Особой радости при этом они не выказывали. «Я к цепи руку приучил». [632] Строка из поэмы Байрона «Шильонский узник», перевод В. Жуковского. Несколько странноватых типов из теотиуаканского дома Журавлей (они напомнили мне налоговых инспекторов) просмотрели поклажу. 12 Кайман и старший от Журавлей отделили дар горе — плату за вход. Вокруг нашего багажа ходил счетовод, завязывая узлы типа «австрийский проводник» на длинной косматой веревке. Мы оставили оружие и несколько запрещенных предметов, например зеленую ткань, изделия из змеиной кожи, хипбольные принадлежности. Игры с большими мячами относились к разновидности военных действий или боевому искусству. Единственным разрешенным видом спорта с мячом было то подобие лакросса, которое мы недавно видели. Официально ставки на эту игру не делались. Я увидел, что Хун Шок и другие игроки повязывают ленты с бусинами на хипбольные мозоли на ногах и руках. Здесь профессиональная игра считалась занятием постыдным.

— Можно ли мне пронести дерьмо в моем желудке? — спросил 2 Рука у счетовода на языке нашего дома. — Или оставить его здесь?

Счетовод ответил, что не понимает.

— Дело в том, что я хочу его забрать, когда мы будем уходить.

Нам всем пришлось надеть темно-серые накидки, потом мы присобачили себе танасаки. Даже слуги обмотали рты тряпками — ни дать ни взять настоящие бандиты Старого Запада. В священную долину иначе не пускали. Мой гребешок изготовили специально для меня (носить чужой было нельзя), но он все же плохо мне подходил. Чертова штуковина. Самая неудобная из всех мужских украшений. Я видел четырехдюймовые клиторные колечки — они, вероятно, гораздо удобнее.