Брайан Д'Амато - Хранитель солнца, или Ритуалы Апокалипсиса

Песнопения стихли. Как и все вокруг, я подобрал немного песка с земли и затушил кадильницу. Мы поднялись по последнему лестничному пролету, прошли под церемониальной аркой, похожей на карамон, [638] Карамон, или каркадо, — название арки в японской архитектуре. и через вершину кольца… Воздух здесь дышал прохладой.

— Б’ааш ка мулак т’еен? — спросил 2 Рука. — А где же город?

Озеро тумана клубилось внизу, и на фоне серого неба были видны только широкие пики Серро-Гордо и Белой Горы города. Мы стояли на перевале в южной части бассейна, ступенчатая дорога спускалась перед нами между массивными оштукатуренными домами по длинному склону — туда, где, по моим представлениям, лежала ровная аллювиальная долина. Это не туман, подумал я, а дым благовоний из нескольких сотен тысяч маленьких кадильниц. В последнюю секунду его слой отделился от чаши неподвижного воздуха, и вдали заблестели оранжевые огни — сначала один, на фоне Серро-Гордо, а потом еще два почти на одном уровне с нами. Проступили очертания громоздких сооружений, и стало ясно, что это горят сторожевые костры на вершинах трех огромных пирамид — на далеком муле Нефритовой Карги к северу от нас, на гигантском муле Урагана, расположенном с восточной стороны, и на ближайшем к нам ярко-синем муле поменьше, который был посвящен Детям Сотрясателя Звезд. Вскоре засветились и другие костры, венчавшие сотни древних храмов, не таких высоких, как три первых, но отнюдь не карликовых, а когда дым поднялся и рассеялся, возникли, словно в сказке, очень, очень, очень материальные предметы, они увеличивались в размерах, как кристаллы александрита в лабораторном сосуде, — молекулярный скелет, преобразующийся в некий драгоценный убор для гигантов.

Я увидел его впервые в руинах тысяча триста пятьдесят один год спустя, и меня, горожанина конца двадцатого века, человека, для которого не были в новинку самолеты и небоскребы, это зрелище потрясло. Мезоамериканец же восьмого века не сомневался, что Теотиуакан — рай земной и равных ему нет и не будет, ибо он построен богами еще до появления людей, а его нынешние правители — потомки этих богов, и они восседают, недостижимые, в центре двадцати трех раковин Вселенной. Нет слов в английском, испанском, чоланском, клингонском [639] Клингоны — вымышленная гуманоидная цивилизация из «Звездного пути». или каких-либо других языках, чтобы передать священный трепет, который охватывал тебя, когда грандиозный город представал перед тобой в полном расцвете. Сначала ощущались гудение, вибрация, будто ты приложил руку к пчелиному улью. А потом, приблизившись, ты различал великое множество оранжевых, черных, серых точек, мельтешащих на каждой террасе. Сколько же здесь народу, быть не может! Для всех не хватит крыши над головой, думал я. Их чересчур много для обычного населения. Они, вероятно, спят на улице, причем друг на друге.

Лишь небольшая часть сооружений сохранилась до наших дней, как и в Ише. Но в отличие от него развалины Теотиуакана в начале двадцатого века раскопали и отреставрировали. Я провел здесь несколько недель в 1999 году и был неплохо знаком с археологической картой. Теперь я понимал, насколько халтурными и недостоверными являются реставрационные работы Института национальной этнографии и истории Мексики. Но даже если бы их выполнили идеально, я не узнал бы это место сейчас, хотя и исследовал его когда-то, — здесь обнаружилось столько нового и неизведанного, что я диву давался. Туристам показывали центр с его бурым каменным теокалли [640] Теокалли — разновидность мезоамериканской пирамиды с храмом наверху. — и более ничего, а ведь когда-то вокруг простирался многолюдный и неоглядный город — грандиозная конструкция из взаимосвязанных ульев, которые казались единым зданием. Они заполонили долину и ее склоны, включая Серро-Гордо. Передо мной предстал ландшафт агрессивной архитектуры, какая обычно ассоциируется с Гонконгом или Лас-Вегасом, а не с Древним миром. Практически незаметные с высоты узкие проходы были проложены между широкими кварталами, где обычно селились обширные семейства, целые кланы, и отсюда мне сперва померещилось, что я смотрю на ближневосточный город — во всяком случае, с постройками Старого Света вы не нашли бы много общего. Если бы не такие мелочи, как цвет и стиль, иллюзия сохранялась бы дольше. Как в Манхэттене, главная ось планировки чуть уклонялась на восток от севера, в данном случае на 15,25 градуса — на Кохаб. [641] Кохаб — бета Малой Медведицы. Прямо от нас уходила вдаль длинная прямая цепочка углубленных площадок и широких стен, предназначенных для зрителей. Впоследствии ацтеки назовут ее Улицей Мертвых. Но, даже судя по тому, что мы видели в двадцать первом столетии, это была не улица и не церемониальная дорога, а скорее ряд взаимосвязанных площадей, ощетинившихся башнями, о которых во время реставрации не имели ни малейшего представления. Теперь перед моим восхищенным взором красовались черно-красный мул Урагана, черно-белый мул Нефритовой Карги, черный и лазурный мул Сотрясателя. Первая пирамида, громада из громад, могла поспорить масштабом с окружающими холмами. Для людей ли ее строили? Казалось, положи стальной шар на землю, и он покатится к этой махине. Обескураживающая весомость массивного храма не допускала инакомыслия. Да и кто мог взбунтоваться против вечной твердыни? Огонь непрерывно горел здесь сорок четыре года со времени последнего разрыва в цикле, правда, через одиннадцать солнц его погасили, чтобы не рассердить Проказника, Черного Жевателя. По окончании затмения его снова зажгли — от солнечного луча.

Мул Нефритовой Карги (гораздо позднее он будет называться пирамидой Луны) возвышался в конце этой гигантской улицы. Он находился слишком далеко, чтобы ясно видеть его за дымом и паром. Вокруг него суетилась какая-то живность. Птицы? Или у меня в глазах мелькает? Третий великий мул, поражавший грозной мощью своей архитектуры, единственное синее здание в городе, дом общины Сотрясателя Звезд, стоял на своем месте — на юго-восточном окончании главной оси, словно ладья, занявшая позицию на королевской вертикали. Он проигрывал в размерах своим предшественникам, однако внушал не меньше трепета. Его замысловатая отделка была восхитительна — она могла дать фору реконструированному варианту, который спустя столетия обнажит более ранний фасад. Мул воплощал южно-майяский дух, о чем свидетельствовали украшавшие его сплетенные змеи, и при этом геометризованные формы отсылали вас то ли к кубизму, то ли к мексиканскому стилю, бог знает отчего храм одновременно вписывался и не вписывался в окружение — еще одна добавка асимметрии, очередной диссонанс.