Брайан Д'Амато - Хранитель солнца, или Ритуалы Апокалипсиса

Мы снова повернули за угол. Узенькая улочка была забита людьми, которым приходилось отступать, чтобы дать нам дорогу. Мы прошли еще немного и наконец остановились. Посыльный 14-го побежал вверх по крутой лестнице. Мы последовали за ним в темноте, но на высоте второго этажа в дом проникли солнечные лучи.

Наша группа поднялась приблизительно на уровень мула Урагана, откуда хорошо просматривался белый квартал. Плоские террасированные крыши уходили вдаль во все стороны, однообразие нарушали цветы и фруктовые деревья — они росли на клумбах, выложенных из лавового пепла и ночных нечистот. Перья пара из парилен взмывали по невидимым отдушинам и быстро растворялись в сухом воздухе. Я заметил несколько трехэтажных сооружений, но большинство построек были одинаковой высоты, и по мосткам люди переходили с одного дома на другой, как это делают в пуэбло или в старых кварталах мусульманской Африки. Носильщики, идущие за нами, подняли тюки. Я передал вперед сигнал готовности, и мы двинулись дальше по рахитичным деревянным мостикам, ориентируясь на север. Хун Шок указал на ряд больших укрытых горшков по краям крыш и сказал, что их наполняют водой на случай пожара. Наконец мы добрались до крыши торгового дома Гарпии. Он примыкал к зданиям, где обосновались майяские семьи птичьего клана из равнинных городов. На улице раздался шум. Похоже, там кого-то били. Феллатор 14-го подошел к краю крыши и громко спросил, что там происходит. Возня стихла, один голос прокричал снизу свое объяснение, второй, перебивая его, — совсем другое. Черт, подумал я, у нас нет времени на всякие глупости. Я протолкался к 12 Кайману.

— Давай отправим посыльного к госпоже Кох, — сказал я на языке дома Гарпии.

— Мы должны сначала укрыться, — ответил он, имея в виду: зайти под крышу. И прибавил, что не годится оставлять наше добро там, где его могут увидеть случайные люди.

Это верно, подумал я. На другие крыши уже вылезли зеваки, которым не терпелось полюбоваться на уличную сцену. Я цокнул: «Хорошо».

Встав в строй, я принялся раскачиваться взад-вперед.

Вернулся 14 Раненый и объяснил, в чем дело. Там, внизу, прислужники синода Утренней Славы (боевики наподобие талибов) убивали женщину за то, что с ней случился приступ чихания во время полуденного бдения.

12 Кайман приказал нам не выходить на улицу и предупредил, что войти внутрь через обычную дверь не удастся. Мы по трапу спустились в небольшой внутренний двор. Он представлял собой пустую (если не считать алтарного столика в центре) квадратную площадку со стороной около тридцати рук; по углам стояли большие деревянные пращуры, а в каждой стене было по двери. Мы инстинктивно выстроились вдоль восточной стены — ведь мы пришли с той стороны, а группа 14-го — вдоль западной. Поглазеть на нас собралось человек пятьдесят — все обитатели дома. Последовала неловкая пауза. Прежде чем войти в жилище, нужно просить разрешения, а мы уже были внутри. Тем не менее 12 Кайман подал знак ногой, и мы достали сигары и приступили к церемонии приветствия. Я заметил, что 14 Раненый и его люди постоянно косились на меня. Насколько я знал, кто-то из них видел Чакала в игре. Но ведь я теперь совсем на него не похож! Наверное, просто выгляжу необычно. Я отдавал себе отчет в том, что у меня появилась определенная харизма и мои физические возможности теперь гораздо лучше, чем у Джеда. Чакал считался выдающимся игроком в хипбол, и хотя я вел себя сдержанно и старался, как говорится, не делать резких движений, тренированные мышцы все равно не слушались приказа. Точно так же, встречая бейсболиста из первой двадцатки, ты сразу понимаешь, что он отличается от остальных. Я вдруг ощутил себя актером, впервые выходящим на сцену. 2 Драгоценный Череп готовил меня к разным ситуациям в доме 14-го, учил, как вести себя в Теотиуакане (склоняться перед одними и попирать других), показывал, где я должен сидеть относительно 12 Каймана, очага, моих собственных слуг, объяснял, при каких словах следует поднимать глаза, при каких — смотреть в землю, и так далее, и тому подобное. Но при этом мое положение в группе все еще оставалось неясным, что затрудняло жизнь всем. Здесь можно было нанести кому-нибудь оскорбление, всего-навсего взглянув не в ту сторону. «Осторожнее, — предупредил я себя. — Не нервничай, будь внимательнее». Хун Шок подошел поближе и загородил меня от остальных так, что они не могли видеть выражение моего лица. Я ободрился, почувствовав поддержку. Спасибо, подумал я. Ты хороший парень.

14 Раненый подвел нас к большой деревянной фигуре в юго-восточном углу, которая изображала уродливую, коренастую, почти голую сидящую женщину, чуть меньше реального размера, но не прародительницу, как я подумал поначалу, а скорее Нефритовую Каргу. 14 и его помощник подняли статую за выступы на плечах и коленях. Поднялась только передняя половина. Истуканша раскрылась, как двустворчатый моллюск, и перед нами предстала ее внутренняя полость и половинки скрещенных ног вплоть до икр. Стопы и задняя часть остались на каменном основании. Статую заполняли маленькие разрисованные глиняные куколки — штук шестьдесят. Они были не только в чреве, но и в пустотах внутри рук — повсюду. Я догадался, что они олицетворяют многочисленную родню 14-го. Может быть, ту же идею воплощают и матрешки. Подошел помощник с подносом, на котором лежало двадцать куколок — по одной для каждого из нас, и мы стояли вокруг, пока раскрасчик размалевывал их разными цветами.

Я метнул взгляд на Хун Шока. «Это что еще за новая дурь?» — было написано на его лице. Я отвернулся, чтобы скрыть улыбку. Мастер протянул мне мою куколку — грубоватую, сделанную по шаблону фигурку в большом головном уборе на теотиуаканский манер, вовсе на меня не похожую, если не считать красных полос на поясе. Но думаю, пока я ее держал, она забрала частичку моей души. Я дождался свой очереди и отдал куколку прислужнику, а он привязал ее к выступу под левой ягодицей статуи. Такое расположение имеет определенный смысл? Или просто у них не осталось другого места? 12 Кайман помедлил немного, прежде чем приладить свою фигурку. Это была мексиканская традиция — не майяская. Вероятно, по мнению 12 Каймана, 14 Раненый слишком уж увлекался местной экзотикой. Когда все фигурки разместились внутри, статую снова закрыли. У меня против воли возникло ощущение, будто стены смыкаются вокруг меня, и мне стало тепло и уютно в большом общественном организме при нулевой индивидуальной свободе. Не таково ли общее мировоззрение в Теотиуакане? Невысокие мулы строились вокруг одного громадного, маленькие площади располагались вокруг большой центральной, все малое подчинялось единому великому.

Теперь, когда мы стали семьей, нас пригласили в парильню. Когда все вошли под северную арку, 12 Кайман под каким-то предлогом увел Хун Шока, 3 Возвращающегося Мотылька (нашего вспоминателя-декламатора-счетовода) и меня в боковую дверь. Это было невежливо, но 12 Кайман мог себе такое позволить — он уже бывал в этом доме да к тому же занимал высокое положение.