Филип Дик - Снятся ли андроидам электроовцы?

— Дело вовсе не в телевизоре, — отмахнулась девушка.

— Дело в, пауке. Ничего, он преодолеет депрессию, — успокоила она Ирмгард, которая направилась в гостиную выключить телевизор. Рой Бейти рассматривал Исидора с легким любопытством.

— Все позади, Ис. Для Сострадального, то есть, — поправился он, выуживая из раковины трупик паука. — Может быть, это был последний паук на Земле. Последний живой паук. Значит, для пауков тоже все кончено.

— Я… я плохо себя чувствую, — выдавил из себя Исидор. Отвернувшись спиной к андроиду, он достал из шкафа чашку и некоторое время, неизвестно как долго, стоял в неподвижности. Потом снова обернулся:

— Значит, небо позади Сострадального не настоящее, а нарисованное?

— Ты же видел увеличенный кадр. Видел мазки краски.

— И все же Сострадализм не погиб.

Что-то с этими тремя андроидами было не в порядке, что-то с ними произошло ужасное.

«Паук, — понял Исидор. — Возможно, это действительно был последний живой паук на Земле. Теперь паука больше нет. И Сострадального тоже нет».

Пыль и мусор квартиры, как показалось вдруг Исидору, покрыли всю Землю. Наступление мусоризации. Конечное разрушение форм. Конец порядка. Деформация нарастала, в то время как он стоял, сжимая фаянсовую чашку. Ей предстояло победить навсегда. Заскрипели кухонные шкафы, пошли трещинами. Исидор почувствовал, как прогибается под ногами пол, дотронулся до стены — ее поверхность тоже просела, серая штукатурка посыпалась на пол, как радиоактивная пыль, оседавшая на землю с неба. Он сел за стол, но ножки его, как проржавевшие пустые трубки, подкосились, одновременно с ножками стула. Он быстро вскочил, попытался поправить стул, но тот распался у него в руках — на пол посыпались шурупы, скреплявшие ранее его части. Чашка, оставленная на столе, покрылась паутиной трещин, от стенки ее отскочил кусок, обнажая грубую, неглазурованную поверхность.

— Что он там делает? — донесся издалека голос Ирмгард.

— Вы все разрушите, Исидор! Остановитесь!

— Это не я, — сказал Исидор и, нетвердо ступая, вышел в гостиную, чтобы остаться наедине с самим собой. Он остановился возле сломанной кушетки и уставился на желтую стену в пятнах от когда-то ползавших по ней клопов. И снова вспомнил о мертвом пауке с четырьмя ногами.

«Все пришло в негодность, — дошло до него. — Все начало разрушаться очень давно, и упадка теперь не остановить. Мертвый паук победил»

В провалах оседающего пола показались тела мертвых животных. Голова какой-то птицы, мумифицировавшийся трупик обезьяны. Неподалеку, словно живой, стоял ослик, еще не тронутый разложением. Исидор направился к нему, слыша, как хрустят под подошвами хрупкие, как высохшие стебли, косточки мертвых существ. Но до ослика (любимого его животного!) он добраться не успел. Откуда-то слетевший иссиня-черный ворон устроился на серой голове с длинными ушами.

«Не надо!» — громко вскрикнул Исидор. Но ворон быстро выклевал глаза.

«Опять, — подумал он. — Снова со мной случилось ЭТО. Я еще долго не выберусь наверх. Как в прошлый раз. Это всегда очень долго, потому что здесь, внизу, ничего не меняется…» Зашелестел пересохший ветер, кучки костей вокруг Исидора начали рассыпаться в пыль. «Их разрушает даже ветер, — подумал он. — На этом этапе. Пока еще не пришло время… Если бы я вспомнил, как мне отсюда выбраться…»

Его окружала вечность.

«Сострадальный, — подумал он, — где ты сейчас? Это могильный мир, я снова здесь, но на этот раз тебя нет со мной…» Что-то ползло по ноге. Он наклонился, всмотрелся… И обнаружил искалеченного паука, толчками передвигающегося на четырех ногах. Исидор осторожно поддел его ногтем и положил на ладонь.

«Да. КОСТИ СНОВА ПРЕВРАЩАЮТСЯ В ПЛОТЬ. Паук ожил. Сострадальный должен быть неподалеку». Снова налетел ветер, распыляя оставшиеся кости. Но Исидор чувствовал присутствие Сострадального. «Приди же, — позвал он. — Вползи по моей ноге, или найди какой-нибудь другой способ добраться до меня. Ладно? Сострадальный…» — Сострадальный!!! По всей равнине наступали сорняки, ввинчиваясь в щели руин, оплетая разрушенные стены, рассыпая семена, которые лопались, посылая к небу новые стебли, скрывая за ними куски стали и бетона там, где раньше были стены. Когда исчезли руины, осталось опустошение. Все вокруг оказалось покоренным опустошением, кроме невзрачной, хрупкой фигуры Сострадального. Старик стоял перед Исидором с безмятежным выражением на лице.

— Небо в самом деле нарисовано? Под увеличением в самом деле видны мазки краски?

— Да, — ответил Сострадальный.

— Я их не вижу.

— Ты слишком близко стоишь. Нужно отойти подальше, к андроидам. У них перспектива более выгодная.

— Они говорят правду, что ты — подделка?

— Я — подделка. С их точки зрения это правда. Они все очень добросовестно исследовали. Действительно, я — всего лишь престарелый отставной актеришко Ал Джарри. Их разоблачение верно и справедливо. Они взяли у меня интервью, и я сам рассказал им все, что они хотели. Всю правду.

— Даже насчет виски?

Сострадальный улыбнулся.

— Они хорошо поработали. И с их точки зрения разоблачение Бастера Дружби выглядит убедительно. Им весьма трудно будет понять, почему ты все еще здесь, а я — с тобой. — Описав рукой полукруг, он указал на опустошенные холмы. — Я поднял тебя из могильного мира. И буду поднимать. Тебе не придется больше искать меня. Я всегда буду с тобой.

— Мне не понравилось насчет виски, — сказал Исидор. — Это унижает.

— Это потому, что ты — высокоморальная личность. А я — нет. Я не берусь судить других, даже себя. — Сострадальный протянул руку вперед, ладонью вверх. — Чтобы не забыть… Это тебе.

На сухой, морщинистой ладони сидел паук. Только теперь все его восемь ног были в целости.

— Спасибо, — сказал Исидор, принимая паука. — Я…

Аварийный сигнал системы оповещения заставил андроидов вскочить на ноги.

— Охотник! — закричал Рой Бейти. — Выключить свет, весь! Оттащите его от генератора! Он должен стоять у двери наготове. Скорей… ТАЩИТЕ ЕГО!

Опустив взгляд, Исидор увидел собственные руки, сжимающие рукоятки генератора эмпатии. Пока он непонимающе глядел на них, комната погрузилась во тьму.

— Послушайте, Дж. Р….

Ирмгард схватила его за плечо, ногти впились в мышцы. Казалось, она не сознавала, что делает. В смутном свете окна лицо ее исказилось, потеряло симметрию. Оно стало плоским, как тарелка, жалким, трусливым…

— Ты должен подойти к двери, — шептала женщина. — Когда он постучит… Если вообще станет стучать… Покажешь ему документы и скажешь, что в этой квартире больше никого нет. И потребуешь ордера на обыск.

— Не позволяй ему войти, Дж. Р., — так же тихо, скороговоркой зашептала в другое ухо Прис. — Сделай, что угодно, скажи, что угодно, только останови его… Ты понимаешь, что сделает охотник, если ворвется сюда? Понимаешь?