Роберт Мак-Каммон - Кусака

Зажатый в руке кнут резко щелкнул и кончиком взметнул из канавы окурок. Полетели табачные крошки.

Мгновение затянулось. Наблюдая за лицом Вэнса, где явственно боролись ярость и трусость, Рик Хурадо увидел, как шериф заморгал, и понял, чья взяла. Шериф разжал кулак. Его рука безвольно повисла вдоль тела, он всплеснул ею, как сломанным крылом.

- Нет, Зарра, - откликнулся Рик. Он снова был спокоен. - Все нормально.

- Я так, на всякий пожарный. - Карлос "Зарра" Альхамбра намотал кнут на правую руку и уселся на ступеньки крыльца, вытянув длинные ноги.

Вэнс увидел, что к нему по Второй улице идут еще двое. Поодаль, там, где улица заканчивалась тупиком (нагромождение камней и полынь), с края тротуара за ним наблюдал еще один парнишка, с ломиком в руке.

- Ты все сказал? - поинтересовался Рик.

Вэнс ощутил на себе сотни глаз, глядящих из окон дрянных домишек. Тут ему не взять верх, вся Окраина - это огромный Кортес-парк. Вэнс тревожно взглянул на панка с кнутом. Он знал: этой проклятой штуковиной Зарра Альхамбра может выбить глаз ящерице. Вэнс ткнул толстым пальцем Рику в лицо:

- Я тебя предупреждаю! Чтоб после захода солнца никаких "Гремучек" в Инферно духу бы не было, слышишь?

- Ась? - Рик приложил к уху ладонь.

Зарра на другой стороне улицы расхохотался.

- Заруби это себе на носу! - сказал Вэнс и сел в патрульную машину. ЗАРУБИ ЭТО СЕБЕ НА НОСУ, УМНИК! - крикнул он, едва дверца захлопнулась. Полоска на ветровом стекле бесила, и шериф включил дворники. Ручеек превратился в грязное пятно. До Вэнса донесся смех мальчишек, и его лицо запылало. Он дал задний ход, быстро доехал по Второй улице до Республиканской дороги, резко развернул машину и с ревом помчался через мост в Инферно.

- Катись, начальничек! - гикнул Зарра. Он поднялся. - Эх, надо было вытянуть его по жирной заднице!

- Еще успеешь. - Сердце Рика колотилось уже не так сильно; во время стычки с Вэнсом оно стучало, как сумасшедшее, но парнишка не посмел выказать и тени страха. - В следующий раз можешь оттянуться. К примеру, разбить ему яйца.

- Класс! Круши, мужик! - Зарра вскинул левый кулак в приветствии "Гремучих змей".

- Круши. - Рик неохотно отсалютовал в ответ. Он увидел Чико Магельяса и Пити Гомеса, выступавших задорно и важно, словно под ногами у них был не потрескавшийся бетон, а чистое золото. Они шли на угол, чтобы успеть на школьный автобус. - Погоди, - бросил он Зарре, поднялся на крыльцо и вошел в коричневый дом.

Задернутые занавески не пропускали внутрь солнечный свет. Там, где на серые обои падало солнце, они выгорели и стали бежевыми, а на стенах висели в рамках изображения Иисуса на черном бархате. Пахло луком, тортильей и бобами. Половицы под ногами Рика страдальчески застонали. Он прошел по короткому коридору к двери возле кухни и легонько постучал. Ответа не было. Он выждал несколько секунд и постучал снова, гораздо громче.

- Я не сплю, Рикардо, - ответил по-испански слабый голос немолодой женщины.

Затаивший было дыхание Рик шумно выдохнул. Он знал, что однажды утром подойдет к этой двери, постучится и не получит ответа. Но не сегодня. Рик отворил дверь и заглянул в спаленку, где были задернуты занавески и электрический вентилятор месил тяжелый воздух. В комнате пахло чем-то вроде подгнивших фиалок.

На кровати под простыней лежала худенькая пожилая женщина. Седые волосы рассыпались по подушке кружевным веером, смуглое лицо покрывали глубокие морщинки.

- Я ухожу в школу, Палома. - Теперь Рик говорил нежно и внятно, совсем не так, как только что на улице. - Тебе что-нибудь принести?

- Нет, _г_р_а_с_и_а_с_. - Старуха медленно села и сухощавой рукой попыталась поправить подушку, но Рик был начеку и помог. - Ты сегодня работаешь? - спросила она.

- С_и_. Вернусь к шести. - Три дня в неделю Рик после школы работал в хозяйственном магазине и, разреши ему мистер Латтрелл, уходил бы домой позже. Однако получить работу было трудно, да и за бабушкой требовался присмотр. Каждый день кто-нибудь из добровольного церковного комитета приносил ей обед; соседка, миссис Рамирес, время от времени забегала взглянуть, как она, да и отец Ла-Прадо тоже частенько заглядывал, но Рик не любил надолго оставлять бабушку одну. В школе его терзал страх, что Палома может упасть, сломать бедро или спину и будет лежать, страдая, в этом жутком доме до его возвращения. Но обойтись без денег, которые ему платили в магазине, никак не получалось.

- Что за шум я слышала? - спросила Палома. - Какая-то машина гудела. И разбудила меня.

- Просто кто-то проезжал мимо.

- Я слышала, кричали. На этой улице слишком шумно. Слишком беспокойно. Когда-нибудь мы будем жить на тихой улице, правда?

- Правда, - ответил он и той же рукой, что взлетала вверх в салюте "Гремучих змей", погладил тонкие седые волосы бабушки.

Палома схватила Рика за руку.

- Будь сегодня хорошим мальчиком, Рикардо. Учись хорошо, _с_и_?

- Постараюсь. - Он заглянул бабушке в лицо. Глаза закрывали бледно-серые бельма. Палома почти не видела. Ей был семьдесят один год, она перенесла два микроинсульта, зато сохранила большую часть зубов. П_а_л_о_м_о_й_ - голубкой - ее прозвали за раннюю седину. Настоящее ее имя, имя мексиканской крестьянки, было практически непроизносимо даже для внука. - Я хочу, чтобы ты сегодня была осторожна, - сказал он. - Поднять занавески?

Палома покачала головой.

- Слишком светло. Но после операции я все буду видеть - даже лучше, чем _т_ы_!

- Ты и так видишь все лучше меня, - Рик нагнулся и поцеловал бабушку в лоб. И опять почувствовал запах умирающих фиалок.

Ее пальцы наткнулись на кожаный браслет.

- Опять эти штуки? Зачем ты их носишь?

- Просто так. Мода такая. - Он отнял руку.

- Мода. _С_и_. - Палома слабо улыбнулась. - А кто завел такую моду, Рикардо? Может, кто-то, кого ты не знаешь и кто тебе вовсе не понравился бы. - Она постукала себя по лбу. - Вот чем пользуйся. Живи по-своему, не по чужой моде.

- Легко сказать.

- Я знаю. Но лишь так можно стать мужчиной, не чужим эхом. - Палома повернула голову к окну. По краю занавесок просачивался резкий свет, от которого заболела голова. - Твоя мать... пошла на поводу у моды, - тихо сказала Палома.

Этим она застала Рика врасплох - о матери в доме не упоминали давным-давно. Мальчик ждал, но старуха ничего больше не сказала.

- Почти восемь. Я лучше пойду.

- Да, ступай, не то опоздаешь, мистер Старшеклассник.

- Вернусь в шесть, - повторил Рик и пошел к двери, но прежде чем выйти из комнаты, быстро оглянулся на хрупкий силуэт в кровати и сказал, как говорил каждое утро перед уходом в школу:

- Я тебя люблю.

И Палома ответила, как отвечала всякий раз:

- А я тебя - в два раза сильнее.

Рик закрыл за собой дверь спальни. В коридоре он вдруг сообразил, что бабушкиного "а я - в два раза сильнее" ему хватало, когда он был ребенком; сейчас за стенами этого дома, в мире, где солнце бьет, точно кувалда, а слово "пощада" в ходу лишь у трусливых, любовь умирающей старухи его не защитит.