Коллектив авторов - Полдень, XXI век (январь 2012)

Сандуляк индифферентно пожал плечами:

– Ну и что!

Как это ни глупо, но его слова показались мне убедительным аргументом.

Особенно, если знать то, о чем никак не ведал Игорь Петрович.

Вновь слово бывшему немецкому колонисту:

«Я, когда в тот день выезжал из цитадели, свою карацу возле дружка придержал. И Вейденкеллер по секрету шепнул: бабочка махала руками …»

– Раз такой спор, – продолжил Сандуляк, – никто не утверждает, что аккерманский мотылёк есть именно пальцекрыл.

– Но ведь похож!! Не вы ли всего минуту назад вспыхнули, как лампа на 1000 ватт!

Сандуляк восхитился:

– На 1000?.. Ого, это ярко даже на поверхности Солнца!..

– Шутка юмора, да?

Он продолжил:

– Похож, похож. Так и у меня чёткий профиль знаменитого энтомолога Жан-Анри Фабра. Но какой это вид – на самом деле! – мы определим лишь после поимки. И уже затем препроводим людоеда в научный дискурс.

Меня всё-таки прорвало:

– Вы фраппировали меня!

– Не продолжайте, я сейчас объяснюсь.

– Ваш номер с птеродактилем выходит за рамки симпатии в деловых отношениях.

– Я и мечтать не мог, что вы начнёте падать со стула, – его виноватый вид не спешил, Сандуляк получал удовлетворение от моей злости.

– А разумное объяснение?

– Ассонанс!

– Совпадение?! Всего-то?..

– Даже занятно, – Сандуляк был немного растерян. – А вам небольшая гимнастика для ума. Как время в дороге пролетело – мгновенно?..

– Отнюдь, не имел возможности хоть кого-то поколотить.

Сандуляк сказал:

– М-да, птеродактиль из мезозоя и современный нам пальцекрыл. Между этими видами – бездонная пропасть. Знаете, меня поражает не случайность совпадения двух названий. Поражает определённая вероятность появления любого из них в крепости этой ночью!

– Но вы же видели мотылька!

– Видел – да! Но – мельком! Но – существо, похожее на мотылька. А что, если…

Я спросил как можно спокойнее:

– Итак, считаем, что прилетит исполинский мотылёк?

– На сто процентов – на двести! на триста! – я был уверен, пока не приехали вы и я не прочитал на карточке название мотылька.

– А теперь? – спросил я.

– А теперь… Впрочем, можно голову не ломать. Формальная логика по этому поводу утверждает: прилетит то существо, для которого я приготовил приманку.

Ночь втекает в Аккерман со степи. Её первая, сумеречная волна гасит светлые стены. Тень высокой цитадели опрокидывается в крепостной двор, наполняет его и затем изливается в город.

Окна в моём номере посерели. Полуденная жара растопила приготовленную на подоконнике свечку. Осталось желтое сытое брюшко, мышиный хвостик.

Маясь от июльской долгой жары, мы к вечеру ещё раз сходили в крепость, повторно наметили место встречи. Мне хотелось больших подробностей. Я должен был точно знать, что, когда делать.

Сандуляк бурчал:

– Если хочешь насмешить Бога, расскажи вслух о своих планах.

Он был суеверен. Не то чтобы его пугала пресловутая черная кошка, – сам я считаю эту примету абсолютно разумной, – а сущая тьма другого. Что было даже удивительно при его свободе мышления.

Такой душевной фактурой он обязан жене.

– Как вам нравится: «На ночь нельзя говорить про зубы, о детях и чулках!»

– А о чулках, почему?

– «Утром будут стрелки», – уверяла жена.

Я перестал на него обижаться. Бравый солдат Швейк произнёс самую гениальную фразу XX века: «Всё шло хорошо, пока в дело не вмешался Генеральный штаб!»

Ни Сандуляк, ни я не затронули один деликатный момент: представим, мотылёк пойман – а дальше?.. По-видимому, Игорь Петрович полагал, что я счастлив уже самим фактом диковинного приключения. Возникшая недоговоренность раз за разом портила разговор. Разговор вяз в мутной перспективе поимки.

Когда я выходил из гостиницы, навстречу по ступенькам поднималась группа японцев. У них было много оборудования для съемок…

…Мы стояли в десятке шагов от приманки. Едкая концентрация заметно ослабла, и теперь клок ваты сочился каплями аромата. Он был невыразимо приятен. Это была сублимация счастья.

На горизонте тлела, но никак не разгоралась обещанная синоптикой буря. В крепости, окрестностях, чаше лимана стояло безветрие, духота и тяжелая влажность. Юными годами я отчаянно играл в карты, после института работал в Гидрометеослужбе и до сих пор удивляюсь: картёжники не предсказывают погоду, а синоптики плохо играют в карты.

Фонарь, на который я так рассчитывал, и в самом деле оказался не нужен. Рябая Луна застыла у стен, словно зевака. Тень от стены превратилась в зубастую хищную челюсть.

– Да где же он! – шептал Сандуляк.

Моего ночного спутника продолжало трясти нервное напряжение.

Он хмыкнул:

– Японцы! Вот вам ещё… Им сообщили, в городе о мотыльке знает кто-то ещё. И много знает!

Сандуляк сунул руку в карман, скрипнул коробок, он присел на округлый камень и начал жевать кончик спички.

Присел и я; в каком-то шаге стена обрывалась, в двадцати метрах ниже, на дне рос метровый бурьян.

– Не знаю, в курсе ли вы: сегодня, 26 июля, День парашютиста.

Сандуляк вяло поддержал тему:

– Знаете, что делают, если у человека не раскрылся парашют?

Я пожал плечами:

– Нет…

– Дают новый!

– Смешно.

Чтобы сбить у него волнение, я начал расспрашивать про феромоны.

– Для одного грамма феромона капустницы британцам потребовалось сто тысяч самок!

Он раздраженно посмотрел на меня:

– Что с того?..

– Как что?.. Сто тыы-сяя-ач живых бабочек!

– Вновь говорю: ну и что! Или мозгов было мало – или бабочек много!

– У вас гром и молнии в голове. Непрерывно.

– А вы, дорогой мой, никак не составите себе труд изредка думать. Я пять лет не могу поймать один-единственный экземпляр, а вы исторгаете печальную радость про целых сто тысяч. Подсказку желаете?..

– Ваша подсказка, господин Сандуляк, потребует две других!

– Я взял за основу предыдущее звено.

– Где звено? Или в чём?..

– В размышлениях!.. Знаете, я просыпаюсь утром и сразу испытываю желание заорать: «Дважды два теперь не пять, а чёрт знает сколько!»

– Не трогайте чёрта! Он, вы сами заметили, весьма информированный субъект.

Я подумал, запах приманки – знакомый… Корень какого-то болотного растения. Запах запомнился, когда я бродил по пойме. Итак, я нашёл место, где была съедена зелень. Одно растение гусеница пальцекрыла погрызла до самых корней. Приманка с феромонами и бледно-розовый корень – по запаху идентичны. Но само название растения пока не вспоминалось.

– Мы есть то, что мы едим, – верно?

– Молодца! Ваше хорошо дрессированное любопытство роет с перерывами на обед. Но в правильном направлении. Авиценна, алхимии гений, написал про этот корень: «с противным запахом, к которому примешивается легкое благоухание».