Кристофер Макнамара - Горец (2)

В руках же гвардейца - меч. И перерубленный ремешок все еще болтался на его шее.

Дальнейшее произошло мгновенно. Гвардеец уже занес свой меч, Черный Воин - даже не обнажил еще.

Но велико было его умение, сильна и быстра рука...

Полетели в темноту сброшенные ножны, глухо звякнув об алтарь. И одновременно, перекрестным движением, метнулись навстречу друг другу сверкающие полосы эспадонов.

Тут же, лишь на миг опоздав, ударили изнутри автоматы личной гвардии.

И - ничего.

Ничего... Только две мощные вспышки полыхнули над порогом там, куда пришлись клинки. И множество ярких, но мелких искорок там же, над порогом, - все, что осталось от роя пуль.

Мечи по дуге отскочили обратно, вырвались из не готовых к этому рук. Пули же просто исчезли: ни рикошета, ни осколков свинца...

И никто не упал.

Они забыли. Да и где им было помнить - тем, кто внутри, и тем, кто снаружи...

Отказ от применения силы на Священной земле - не просто один из Запретов. Он кое-чем подкреплен, кроме Права и Обычая...

Верно сказано: "Нет в мире сил, способных действовать рядом с Силой".

Граница же полной власти Силы - порог.

Черный Воин захлопнул дверь - благо можно было это сделать изнутри. Хотел запереть ее на засов - но испокон века не имели засовов двери зиккурата.

Поднял эспадон. Оглянулся через плечо, уже без всякой улыбки.

Со страхом и надеждой смотрела на него свита. С гневом и ненавистью те, что сгрудились у дальней стены.

И бесстрастен был взгляд священников.

- Начинайте Обряд! - рявкнул он во всю глотку.

- Здесь не кричат, воин. Не кричи же и ты, - спокойно сказал первосвященник.

15

"...Истинно говорилось о Крагерах: "Право и Обычай у них свои, а иных они не признают".

Но поняли многие из них, что не признавать обычаи всех остальных людей - значит в скором времени отказаться и от обычаев собственных.

Помогла это понять победа, которая была не победа. И поступки вождя победителя, что держал себя не так, как должно вести себя победителю.

И не как должно предводителю держал он себя...

Осознав же все это - бросили Крагеры наземь оружие Запрета.

И изгнали в иной мир тех, кто противился этому.

И ненавистно стало им имя свое.

С тех пор и доныне зовутся они Хагены, ибо Хаген было малое имя того, кто поднял меч на Черного Воина. И стало малое имя - именем клановым.

И смешались Хагены с теми, кого прежде стремились истребить под корень.

Не стало зло - добром, а ярость - спокойствием. Не меньше воевал клан Хагенов, чем самые худшие из его соседей, не менее жесток был и вспыльчив.

Но и больше - не намного...

И перестали они смазывать ядом свои мечи и острия шаров на боевых щитах. А эфесы мечей начали отделывать костью бычьей.

Убитых врагов же - хоронили теперь.

А еще говорят, что...

Вот что гласили сказания. Но многое осталось неизвестным для их составителей...

Например, они считали, что "иной мир", куда изгнали противящихся, синоним смерти. И оборот этот употребляли лишь по традиции, вроде как "жезл свинца и пламени" - для обозначения Запретного оружия.

И когда говорили, что Хаген на Черного Воина "поднял меч", - не знали они, что не удалось ему тот меч опустить...

И не знали - почему.

- ...Сэр! Проснитесь, сэр!

Нерешительный голос вклинивается в видения, пытаясь вернуть к реальности. Напрасно!

Потому что ТА реальность реальнее ЭТОЙ. Потому реальнее, что важнее, и еще потому, что многое объясняет - многие ключевые моменты ЭТОЙ реальности.

Наконец, потому, что ТАМ он был молод, ЗДЕСЬ же - стар; и жизни ему оставалось на донышке - как последний глоток в бутылке.

Впрочем, если все, что видится ему - правда, то его в тот момент уже не было ТАМ. Следовательно, не мог он это видеть!

Однако - видел. Видит.

...Отчаявшись, удаляется служитель.

Первосвященник, хотя он и оборвал, поставил на место пытающегося повысить голос, - не мог отказать. Обряд свершается над всеми, кто желает того.

Другое дело, что раньше таких случае не было вовсе, а теперь вот второй раз за день.

Но это, действительно, другое дело.

Единственное, что мог сделать первосвященник - вернее, человек в первосвященнике, а не сан его, - это не читать прощальную руну.

И не пели молитвы трое священнослужителей.

Это заметил Крагер всех Крагеров, но лишь алогубая улыбка появилась под орлиным шлемом. Словно позабавило его нарушение обряда, а не ввело в гнев.

Нет, не улыбка - просто в попытке изобразить ее скривились мясистые губы. На настоящую улыбку эта гримаса походила не более, чем походит на нее широкий алый след клинка на перерезанном горле.

Все-таки мало радости Черному Воину от того, что провожают его таким образом. Совсем не до забавы ему.

Ему и остальным.

Остальным...

Крагер всех Крагеров... Не много же воинов его клана с ним осталось, не многими он предводительствует.

А все прочие... Вот они стоят, наблюдая через порог, - Крагеры, еще не ставшие Хагенами. Помешать - не пытаются, да и невозможно это в зиккурате, в чем только что они сами убедились.

Просто смотрят.

Пожалуй, это в первую очередь для них - остающихся, а не для этих уходящих, допускается нарушение обряда. Но так ведь всегда и бывает...

Совсем не все равно, что делать с телом сраженного неприятеля устроить ему почетное погребение, как достойному противнику, или оставить валяться, подобно падали.

Но не все равно - живым. Мертвым-то как раз - все равно...

К сожалению, это было самое большее (и одновременно - самое меньшее), что мог сделать первосвященник.

Как воин на Святой Земле лишен права вредить, так священнослужитель права отказывать.

И вся Сила стоит за этим правом...

...Директору даже не потребовалось объяснений - он все понял сразу же, как только увидел, что служитель возвращается в одиночестве.

- Ну, что? Не удалось разбудить?

- Не удалось, - ответ был лишним, как, впрочем, и вопрос.

- Почему?

Вместо ответа служитель выразительно щелкнул пальцем по горлу.

- Опять сердечные капли, похоже, принимал...

"О Господи, снова нализался старикашка! Боже, до чего мне надоел этот "Спаситель Человечества"!"

И директор сам направился к ложе.

Один за другим, попарно вставали на алтарь Крагеры. Встречали они момент переноса никак не с меньшей твердостью, чем Катана, и с большей, чем Клеймора.

Но - мертвой казалась эта твердость...

Первым, одновременно с предводителем, встал человек, чье малое имя было Датворт. Прозвище же у него, как и у прочих было обычным: Эспадон.

Встал - и исчез вслед за Черным Воином.

А последнему не хватило пары. Он ступил на алтарь один.

Малое имя его было Вэселек, прозвище же - Толедо-Саламанка. Потому что, единственный из всех, он бился узким мечом с одноручной рукоятью и сложной, ажурного плетения, гардой.