Вера Чиркова - Свадьба отменяется

Разумеется, и в ковене кое-кто знал… из самых надежных друзей, впрочем, почти у каждого магистра были подобные тайны, а у некоторых и не по одной, и потому первым заклинанием, которое дарили молодому магу при вступлении в ковен, было принудительное молчание. То есть, если под влиянием нежных чувств или выпитого бокала, у мага появлялось сильное желание рассказать один из секретов, своих или чужих, сделать он это не мог физически. Язык упорно нес какую-то галиматью. И только добравшись до тайного места, где хранился тщательно защищенный сундучок с заклинанием ключа, магистр мог снять с себя самим же наложенное молчание.

Но обычно к этому моменту желание открывать тайны остывало или даже переходило в стыдливое раскаяние и понимание, как все-таки сильна в людях неистребимая страсть к обсуждениям своих и чужих слабостей и бед.

Будка снова покачивалась из стороны в сторону, лошадка звонко цокала копытами по камням мостовой, но теперь, при свете дня, по мелькавшим в незанавешенном оконце фрагментам домов и арок, Гизелиус постепенно догадался, в какую часть города направляется повозка.

И поневоле похолодел от ужаса, принадлежавшее совету здание, в котором отдыхал на водах сам глава и его подчиненные, находилось именно в той стороне.

Первым позывом было жгучее желание немедленно распутать веревки и исчезнуть из этой будки как привидение. Сейчас, немедленно, пока еще есть возможность, позже её уже не будет. В каждом здании, принадлежащем совету, первым делом обустраивались подвалы. Подземные хранилища и лаборатории могли понадобиться служителям, стоящим на страже спокойствия обычных жителей, в любой момент. Однако сами простые горожане почему-то упорно боялись не недоброкачественных амулетов или тайных заклинаний, а именно этих подвалов, шепотом и с оглядкой рассказывая про них такие вещи, от которых у слушателей стыла кровь. И хотя магистр с большой долей вероятности мог предположить, что все это досужие выдумки, одно он знал точно, выбраться из хорошо охраняемого и защищенного мощными запорами и заклинаниями подвала у него не будет никакого шанса.

Но пока он еще был. Ни один из магистров никогда не делал на заказ или продажу таких амулетов, ловушек и зачарованных цепей, которые не смог бы потом с гарантией открыть он сам, или любой из коллег.

Причем многие даже подсказочки для своих согильдийцев оставляли, так, на всякий случай. Вот и те веревки, которыми шпион Вестура старательно стянул Гиза, были как раз с таким секретом. Достаточно было осторожно потянуть магическим импульсом за кончик красноречиво торчащего бантика, видимого лишь тем, кто прошел последний ритуал инициации, и от веревок не останется и следа.

Вот только природная страсть к исследованиям, приправленная изрядной долей авантюризма, уже дала в душе мага свои вредоносные всходы и никому на свете он бы не позволил их выполоть.

Выяснить хоть часть тайн проклятого Вестура было так заманчиво, что вполне стоило небольшого риска.

Ну, и даже если не совсем незначительного, а очень даже существенного, что с того?

Какой исследователь откажется ради эксперимента положить в собственный очаг не поддающийся никаким инструментам или химикатам загадочный камушек?

Вряд ли среди настоящих энтузиастов своего дела найдется такой зануда. И неважно, что потом он будет стоять на дымящихся руинах собственного дома забинтованный с ног до головы и пытаться сообразить, как же это могло произойти?!

Самом главным для него все равно останется не разваленный дом, и не собственные раны, а тайна, которую он так и не сумел разгадать. И случись такому предмету вновь оказаться в руках этого исследователя, он нипочем не откажется от попытки повторить эксперимент. Хотя, возможно и предпримет некоторые меры предосторожности.

Легкий скрип ворот, мелькнувшая в оконце белая колонна въездной арки и мягкий шорох песка, сменивший постукивание копыт по мостовой, убедили Гизелиуса, что он не ошибся. И сам отрезал себе все пути к спасению, теперь сбежать магистру с истраченным резервом и разряженными амулетами практически невозможно. И какие бы испытания не ожидали мага в мрачных подвалах нарядного белого особнячка, дружелюбно сиявшего наивными глазами больших окон, миновать их не удастся. Значит нужно пройти так, чтоб у Вестура не осталось ни малейших сомнений в его безобидности.

Верзила тащил магистра по коридорчикам, переходам и лестницам, дом, стоящий к улице боком и имевший парадный вход с торца, на самом деле был значительно больше, чем казался с первого взгляда. И вскоре Гизелиус понял, что напрасно подглядывал, пытаясь запомнить повороты и сосчитать ступени, вход в подвал, хитро замаскированный под чуланчик, находился в центральной части здания.

А когда распахнулась узкая, неприметная дверца и грубые башмаки мусорщика загрохотали по железным ступеням винтовой лестницы, маг их даже не подумал считать. Ясно ведь, что двух таких лестниц тут попросту не может быть. Если и есть второй проход, для самого Вестура, то он наверняка сделан намного комфортнее и защищен на порядок лучше. На лестнице Гизелиус приметил всего три обычные охранки, хотя, если разобраться, и они были лишними. Ни один дурак не побежит в эту сторону, чтоб оказаться посреди дома, полного слуг и стражи.

- Вот… - хмуро буркнул похититель, небрежно сгружая побитое тело старика на жесткую поверхность.

Открывать глаза, чтоб рассмотреть, куда его бросили и с кем говорит верзила, магистр не стал. Все равно скоро все станет понятно, зачем лишний раз рисковать.

Хозяин подземелья с пленником не церемонился, ловко освобождал от амулетов и одежды, заставляя Гизелиуса с ужасом заподозрить, что не так и неправы были рассказчики страшных историй. Но в таком случае, почему нет ни одного заявления от потерпевших? Или… кожа магистра покрылась мурашками вовсе не от прохлады подземелья, а от впервые пришедшего в голову страшного подозрения. Ему сразу припомнились внезапно исчезнувшие или погибшие маги… и их ученики. И если первых можно было сосчитать по пальцам, то вторых никто не считал, юности свойственна нетерпеливость и неаккуратность, а занятие магией этих качеств не прощает.

Когда на пленнике остались только короткие подштанники, палач загремел какими-то металлическими предметами и толстые оковы из лазурного серебра прочно охватили щиколотки и запястья магистра, изо всех сил старавшегося изображать безжизненный полутруп. А когда молчаливый незнакомец крепко зафиксировал широкими ремнями ноги чуть выше коленей и горло, Гизелиус понял, что теперь может больше не притворяться, все равно ни шевельнуться, ни дернуться ему уже не удастся.