Тим Скоренко - Законы прикладной эвтаназии

– Ну, рассказывай.

Кирилл наливает виски. Крышечка сама открывается и закрывается, когда того требует наклон бутылки.

– Майя.

– Это я понял. Что Майя? В очередной раз тебя прокатила?

– В том то и дело, что нет.

– То есть?

– Поцеловала, причём бурно.

Кирилл уже полтора года как женат, у него подрастает сын Ваня. Теоретически он разбирается в подходе к женщинам лучше, чем Гречкин.

– Это бывает. И даже что-то значит.

– Я не понимаю, что делать дальше. Точно так же как она меня поцеловала, она флиртует со своими коллегами в лаборатории. А по вечерам вовсе неизвестно куда ездит.

– Куда?

– Хм… неизвестно… Ну да, я проследил за ней.

Кирилл улыбается.

– Это в твоём репертуаре. И что?

– Какая-то тусовка странная. Её же коллеги из лаборатории, но какие-то другие чертежи обсуждают.

Кирилл опрокидывает стакан и вздыхает.

– Ну что тебе сказать, Вася. Если у тебя получится, она тебя сама введёт в курс дела, это же понятно. Ревностью много не сделаешь.

– Знаю.

– А вообще, сделай какой-нибудь мегаромантический шаг. Миллион алых роз к её окну под утро притащи, чтобы она проснулась, а там – цветы, цветы, цветы.

– Ну, у меня максимум на один подобный трюк денег хватит. Если не угадаю время, или её дома не окажется…

– …значит, потом ей расскажешь, как ты старался, а она, нехорошая, тебя кинула.

– Не смешно.

– Даже грустно. Потому что ты страдаешь какой-то чушью. Нравится тебе девушка. Судя по сегодняшним событиям, она тебя не считает фоновым персонажем. Значит, можешь стать главным. Вот и стань им. Как я уже сказал, миллион алых роз, потом пригласить в какое-либо место в двух шагах от её дома. Или от твоего. И типа «пошли ко мне». Или «я поднимусь к тебе на минутку?»

– А если она скажет «нет»?

Виски в бутылке убывает. Гречкин чувствует, что его ведёт в сторону. Кирилл выглядит совершенно трезвым.

– На «нет» и суда нет. По крайней мере, определишься.

Гречкин молчит.

– Ладно, мямля, – говорит Кирилл. – Я за тебя всё сделаю. Как ты думаешь, она сейчас спит?

– Точно нет, я же говорю, что проследил.

– Звони ей прямо сейчас и говори, что завтра в полдень вы едете смотреть на Эйфелеву башню.

– Вообще-то у меня завтра работа…

– Серьёзная?

– Нужно договориться о переводе в её лабораторию. Я сегодня на тётку наорал в лифте, а она женой одной шишки оказалась.

– То есть тебя из лифтёров переводят в анабиотики?

– Надеюсь.

– Тогда тем более звони. Только назначь на попозже. На четыре часа. А с утра разберёшься с переводом.

– Подожди, а как я её повезу?

– Возьмёшь мою машину. Или на флаере. Завтра в восемь утра чтобы как стёклышко был готов к бою.

– В восемь?

– Да. Звони.

Гречкин собирается вызвать Майю, но останавливается.

– А что я ей скажу?

– Да неважно. Главное – решительно и резко. Типа ничего не знаю, но завтра в четыре мы встречаемся на лифтовой площади и едем смотреть на Эйфелеву башню. И на парижских голубей, если они ещё не вымерли.

Гречкину немного страшно. Во-первых, он боится, что телефонный разговор закончится быстро и не в его пользу. Во-вторых, он не уверен, что сможет сказать что-либо твёрдо и решительно.

– Рохля! – подначивает его Кирилл, опрокидывая очередной стакан.

Гречкин решается.

– Ба, Гречкин! – раздаётся голос Майи.

– Э-э-э… – Гречкин теряется.

– Что сказать-то хотел?

И вдруг на Гречкина снисходит сила. Он понимает, что и как нужно сказать, чтобы Майя согласилась. Кирилл внимательно смотрит на друга.

– Завтра в четыре часа мы встречаемся на площади Лифтов и оттуда отправляемся в Париж, – чеканит Гречкин.

– В Париж?

– Да. Голубей погонять.

Майя смеётся.

– Ну, вообще-то, я немного занята в четыре…

– Немного не считается. Замётано?

– Ну… Замётано.

– Тогда до встречи, – говорит Гречкин и отключается.

Кирилл беззвучно аплодирует.

– Молодец! Можешь, когда хочешь.

У Гречкина вид триумфатора. Он берёт бутылку за горлышко, но Кирилл его останавливает.

– Всё, хватит. Тебе нужно во многом разобраться, и нажираться на ночь совершенно необязательно. Виски всё-таки не беспохмельное, а травить организм лекарствами – зло.

– Блин, какой ты мудрый.

– А то ж!

Гречкин смотрит на Кирилла. Тот снисходительно улыбается:

– Ну что? Чувствуешь должок?

– Ага.

– Ну так я как-нибудь тебе это припомню.

Оба смеются.

Виски – ещё четверть бутылки.

Звонок Водовозова раздаётся в 9.01.

– Привет, Гречкин. В десять сможешь быть у Бакланова? Это на Новой Пятницкой.

– Я знаю, Виктор Вадимович. Конечно, буду.

– Тогда чтобы без опозданий.

Гречкин уже на площади Лифтов, и добраться до Новой Пятницкой на такси не составляет труда. Правда, являться раньше на пятьдесят минут – это перебор. И Гречкин идёт пешком.

Город кажется очень красивым. Это следствие хорошего настроения и предвкушения удачного дня. На самом деле Верхняя Москва такая же серая и банальная, как обычно. Одинаковые строения, одинаковые такси. Только люди разные, и это единственное, что заставляет Вселенную вращаться. Так думает Гречкин, хотя тут же вспоминает, что Вселенная неподвижна.

Без десяти десять он находится на Новой Пятницкой возле входа в офис Валерия Викентьевича Бакланова, руководителя лабораторно-исследовательского комплекса Верхней Москвы. Тут живого охранника нет, нет даже робота, считывающего данные дактилоскопии. Зато тут есть сканирующая рамка, встроенная в стены и потолок. Двери автоматически открываются перед Гречкиным, как только аппарат опознаёт в нём человека, которому на сегодня назначена встреча.

Это дело личных пристрастий. Кто-то доверяет только охранникам-людям, кто-то ставит сканеры отпечатков, кто-то – вот такие аппараты. Обмануть их невозможно. Когда человек проходит через рамку, автомат мгновенно считывает не то что отпечатки пальцев или рисунок сетчатки, а даже форму ягодиц входящего. Как ни маскируйся – узнают.

Двери лифта открываются, и в 9.58 Гречкин оказывается на нужном этаже перед массивной дверью в кабинет Бакланова. В приёмной – секретарша с модельной внешностью и огромной грудью. Гречкин смотрит на грудь, гадая, насколько она натуральна. Впрочем, генетические модификации – это не пластика, от натуральной не отличишь.

– Пунктуален, Гречкин, молодец.

Оказывается, в приёмной ещё и Водовозов. Гречкину становится немного стыдно. Секретарша чуть улыбается.

– Пойдём, Гречкин, – говорит Водовозов. – Ты вовремя.

Дверь сдвигается, и они оказываются в кабинете.

– А-а, Витя со своим протеже, – говорит Бакланов.

Он немолодой, грузный, у него выпуклые глаза и короткий вздёрнутый нос, может из-за этого он выглядит немножко комично.