Петер Жолдош - Сверхзадача

Мысль о Тиаке заставила Дау вспомнить о хромоногом Юму и, как всякий раз, прийти в ярость. Юму был сыном предыдущего Первого. В тот день, когда Дау убил его отца, он был, правда, еще голопузым мальчишкой без имени, как и его младший брат Тиак. Отпрыски поверженного предводителя, у которого Дау отнял жизнь и власть… Став Первым, Дау из всех жен убитого взял себе в наложницы только Таму, мать Юму. Конечно, Ла была моложе и соблазнительнее, но, поняв, что ее ожидает, Ла схватила в охапку Тиака, визжавшего в тисках материнского объятия, и убежала в джунгли, не разбирая дороги. Она никогда уже не вернулась к кострам племени, а когда некоторое время спустя Дау узнал среди детей, окружавших Яду, жену Эора, — теперь ее уже не было в живых, — маленького Тиака, только-только начавшего ходить, он посчитал ниже своего достоинства требовать объяснений. В те дни Тама кормила грудью Ко, рожденного от него, Дау, а Юму, остававшийся при матери, прошел уже через первую порцию побоев, которые должны были объяснить этому волчонку, если он не глуп, что новый предводитель терпит его на белом свете только ради Тамы, его родившей. Нет, ногу он переломал ему не тогда, а годом или двумя позже. Одно воспоминание об этом эпизоде подхлестнуло его гнев. Красные охотники не отличались сентиментальностью и еще менее преданы были памяти старого вождя, которого победил Дау. Просто они считали неразумным убивать мальчика, который со временем должен стать для своего племени добрым охотником. Кроме того, они опасались: если Дау, придушив Юму, почувствует вкус к детоубийству, поплатиться собственными детьми придется и прочим. И когда однажды Юму уже почти без признаков жизни висел в лапах Дау, кровожадного и мстительного отчима, все племя — правда, в первый и в последний раз, — ополчилось на своего вожака.

Дау охотно бы принял вызов и укокошил любого из охотников, но был бессилен против толпы женщин. Он швырнул им в руки бездыханное тельце мальчика и с угрожающим рычанием удалился в заросли. Кроме того, Яда, первая среди женщин, как он среди мужчин, взяла Юму под свое покровительство. Старая, умная и неустрашимая Яда, которая пережила двух мужей и незадолго до выздоровления Юму вышла замуж в третий раз, приняв в свои объятия Эора, который был намного моложе ее. Образовался грозный триумвират, ничего хорошего Дау не обещавший, — Эор, Юму и Тиак, да еще под крылышком Яды; к счастью для него, Яда вскоре умерла, так и не подарив Эору сына, а новая жена Эора, ревнивая Бек, первым делом постаралась отдалить его от Юму и Тиака, как только могла. Грозный союз, таким образом, распался, прежде чем успел составить заговор. Но Юму остался жив, и сам Дау вынужден его терпеть, хотя стоит ему увидеть того, как в сердце закипает ярость за позор, который он испытал тогда, отступив перед женщинами…

Впрочем, Юму редко попадается на глаза, держится возле самого маленького костра, на границе темноты, и, если вожак сделает хоть шаг в сторону Юму, в следующий миг неверную тень последнего поглотит тьма девственного леса. Днем он прячется в кустах, бродит неподалеку от сбившегося в кучу племени; непонятно, как до сих пор его не сожрал желтый убийца, растерзавший многих здоровых и сильных охотников. Юму хромает, одна нога у него короче другой, но он, по сути, не таков, как все. Именно за это Дау издавна хотел его придушить. Еще мальчишкой тот не уступил дорогу ему, Первому. Когда шел вождь, мелюзга разлеталась по кустам, лишь бы не попадаться ему под ноги, таков был закон. А этот остался там, где стоял, поднял голову и в упор посмотрел Дау прямо в глаза. До сих пор не забыть этого взгляда, взгляда ребенка на убийцу своего отца — так казалось всегда Дау. И в этом взгляде не было ненависти, теплые карие глаза мальчика выражали что-то другое… Но что? Этого Дау не мог высказать теми немногими словами, которые знал. Он, могучий вождь охотников, чувствовал лишь, как от этого взгляда у него шевелятся волосы и чешется кожа по всему телу, хочется орать на весь лес и бить, бить все вокруг, только бы не видеть этих глаз. Вот и сейчас, как всякий раз, когда он вспомнит Юму…

Дау встал и отошел от костра.

Он убьет Юму. Сегодня же.

Охотники объелись мяса и слишком ленивы после трехдневного пиршества, да и довольны победой над врагом. Сегодня ночью ему никто не помешает, никто не призовет к ответу.

Но тень, которую он заметил неподалеку от светлого круга дальнего костра, метнулась и исчезла в непроглядной тьме. И Дау, Первый среди храбрецов, не посмел за ней следовать.

Первого двурогого нашел Юму. Красные охотники, впрочем, называли его иначе, — тупоголовым, довольно точно определив умственные способности этого громоздкого и неповоротливого животного, или еще хрюком. Было пока тепло, и Юму хорошо помнил, как, сбежав в ту ночь от дальнего костра, забрался на дерево, чтобы дождаться рассвета. Вдруг ему послышался шум падения грузного тела, треск ломающихся сучков. Но никакого крика, хрипа или другого звука не последовало, и Юму успокоился. Но вскоре появились дикие собаки, и, когда он неожиданным броском своего копья переломил ребра одной из них — хотя собаки находились на отдалении, по их мнению, вполне безопасном, — это им определенно не понравилось. Лесные сородичи Ваи никогда не поступали так. Протяжным воем, устремленным к мирно плывущим в небе облакам, выразив свое недовольство, собаки отступили в кустарник, но не ушли. Юму убил еще трех и только тогда случайно наткнулся на труп хрюка. Маленькое круглое отверстие с обугленными краями повергло Юму в такое же недоумение, как и тех, чье мясо, поджаренное на костре, он ел по милости своего брата Тиака, ибо Тиак был добрым родственником, в особенности в дни изобилия. Но мясо всегда мясо, даже в том случае, если желудок полон до краев, а красные охотники уже знали секрет, как с помощью огня и дыма уберечь его от порчи. Одна туша хрюка даст больше мяса, чем несколько косматых, во много раз больше. А охотиться на могучего хрюка слишком большой риск, несмотря на его тупость. Да и зачем, если уничтожить косматых, размахивающих дубняками, гораздо безопаснее, издали бросая каменные копья? Но тогда кто же?..

Ход мыслей Юму прервался.

Кто мог уложить могучего зверя?

Он еще раз наклонился над маленькой ранкой, принюхиваясь к запаху гари, затем отпрянул и огляделся, подняв копье. Кругом царило безмолвие, если не считать ворчания и тявканья диких собак. Стало страшно. Что он может сделать своим копьем против того, кто вот так, одним ударом свалил хрюка? Но еще хуже было нечто непонятное — почему это неизвестный бросил свою добычу? Так не поступит ни один хищник в лесу. Помнится, старики в племени — их осталось мало, большинство умерли, не выдержав беспрестанных длинных переходов, — рассказывали иногда, будто умершие продолжают жить среди живых, следуя за ними но пятам. Неуязвимые, ибо уже умерли один раз…