Александр Прокопович - Очередной конец света

Хозяин рюкзака и пуховика действительно когда-то играл в баскетбол, было это хороших двадцать лет назад, и от него этот факт совершенно не зависел. Просто тогда он тоже был большим. Еще худым, даже щуплым, но достаточно большим, чтобы ни у кого не возникал вопрос о том, кто именно должен быть центровым в сборной института.

Андрей Леонидович ехал в поход, в Питере его уже заждались друзья, которые с тех же институтских времен звали его не иначе как Большой. Если быть совершенно точным, он должен был ехать в поход, и, если все сложится так, как хотелось бы — все получится. Просто надо сделать ёще одно дело. Одно из тех, по которым он — Андрей Леонидович, был специалистом незаменимым, пусть и стоили его услуги недешево.

Соседом по купе оказался маленький чернявый командированный. Из тех, что, стоит поезду оторваться от перрона, уже укладываются спать, тщательно развесив костюм и сменив туфли (сколько бы градусов ни было за бортом — непременно туфли) на тапочки, безуспешно пытаются найти им место, так чтобы точно не наступить. Чернявый выдержал паузу, позволив Большому раздеться, но не дав опуститься на полку.

— Вам не повезло.

— Что?

— Вам лучше попросить проводника найти вам другое купе.

Андрей Леонидович с сомнением посмотрел на попутчика. Маленький, щуплый, даже если храпит, то тихо и высоко. На всякий случай спросил:

— Вы храпите?

— Нет. То есть не знаю, я не об этом…

— Остальное не страшно. Тем более что я купил последний билет, так что другого купе мне не найти.

Чернявый задумался, но ненадолго. Решительно встал, протянул руку:

— Юрий.

Большой ответил:

— Андрей.

Проводница застала их на горячем рукопожатии. Оборвала традиционным:

— Чай будете? Есть водка, коньяк.

Остановились на традиционном в подстаканниках чае и, несмотря на фирменность состава, коньяке из одноразовых стаканчиков.

Выпили за Москву и за Питер, за знакомство, долго думали над следующим поводом, чтобы все-таки добить бутылку и спросить следующую, — не придумали. Андрей задумчиво вылил остатки по стаканам и уже с несколько нарушенной дикцией выдавил:

— Так почему мне надо было искать другое купе?

Юрий как-то совершенно по-женски взмахнул рукой, то ли требуя еще налить, то ли пытаясь показать, что ему хватит…

— Андрей, я на «ты», ладно?

— Хоть на «они», не гордый.

— Что не гордый, может, и зря. Не суть. Ты знаешь, что такое нефть?

Не самый ожидаемый вопрос. Андрей ожидал чего-нибудь более традиционного из разряда — сотрудники — козлы, начальство — козлы в кубе, жена — та еще коза… Вопрос в схему не вписывался, по счастью, ответ Юрию был точно не нужен — нужно, чтобы слушали и молчали.

— Никто не знает. Знают, сколько стоит на нью-йоркской бирже сегодня и сколько стоила вчера, думают, что знают, сколько осталось и где. Но никто не понимает, что это такое…

— Смесь углеводородов, ведь так?

— Так. Только почему-то мы можем их только добывать. Сами смешать не можем, даже имея все составляющие. Можем создать уголь, можем алмаз, а нефть не умеем.

— Есть же технологии, я что-то слышал…

— Ты либо слышал не то, либо не то понял.

Маленький, щуплый Юрий сидел на мягкой полке, упершись плечом в стену купе. Андрей уже видел такой взгляд, и этот поворот головы он тоже видел. Выступление Нильса Бора в Датской академии наук. Тот, правда, был гигантом, но этот взгляд — уравнивал. Андрей помнил еще несколько таких же поворотов головы, таких же глаз, но это было слишком давно…

— Юрий, расскажите мне, чтобы я понял.

— Вы помните катастрофу в Мексиканском заливе?

— Конечно. Кажется, все кончилось хорошо.

— Ничего не кончалось. Нам рассказывали о том, как чудо-специалисты устранили прорыв, установив огромную заглушку. Вероятно, те самые специалисты, которые проектировали эту буровую платформу. Вы вообще можете себе представить, просто на уровне здравого смысла, — напор нефти был таков, что существующая конструкция не выдержала. О какой заглушке может идти речь? Помните знаменитого мальчика, который пальцем пытался заткнуть течь в плотине? В Мексиканском заливе случилась история в разы интереснее — плотина рухнула, подошел мальчик и заткнул морской прилив мизинцем.

— Я не специалист, но технически есть решения. В конце концов, плотины возводятся в русле довольно больших рек. Самых больших рек.

— Андрей, если я попрошу вас раскошелиться еще на бутылочку коньяка, я слегка поиздержался в последнее время?

Большой легко выпрямился и одним шагом вынес себя в коридор. Уже стоя на ковровой дорожке, посмотрел на Юрия. Тот уткнулся в стекло. Взгляд Нильса Бора погас, Юрий не издержался — износился. Что-то с ним случилось. Так стайер на финишной прямой уже мало похож: на себя в начале дистанции, мышцы, кажется, вот-вот вынырнут из-под кожи, рот — только для проталкивания воздуха в легкие, лицо становится другим, пытаясь стать максимально обтекаемым… Месяц назад это был совершенно другой человек. Скорее всего, тот Юрий не пил вовсе, и уж точно не коньяк стаканами.

Андрей притащил не только коньяк, но и чашки — керамика всяко лучше пластика. Юрий чашек не оценил. Глотнул, слегка скривился, словно ожидал чего-то слаще и мягче.

— Я, Андрей, не буду грузить вас терминами. Просто представьте себе, что где-то там, в Мексиканском заливе, было что-то, что приняли за, как вы говорите, смесь углеводородов. Этому чему-то захотелось вырваться в океан. Представьте себе, что это вещество или существо было достаточно большим и протяженным, и ему понадобилось время, чтобы выйти. И когда этот процесс закончился, заглушка без проблем стала на свое место. Потому что волна уже прошла.

Зимние окна превращаются в тусклые зеркала еще до начала движения поезда. Можно смотреть, почти невозможно увидеть, сейчас их поезд мог приближаться к Твери, а мог лететь по бесконечному туннелю куда-то в сторону ядра планеты. Не разглядеть — только надеяться на то, что утром на Московский вокзал медленно подойдет состав, и будут встречающие, и таксисты, подбирающие недавних пассажиров с явным намерением завезти их куда-то в Аргентину, по крайней мере, судя по цене, их путь лежит явно в другое полушарие. Будет холодно на перроне и холодно внутри вокзала, и даже рядом с бюстом Петра Первого, где всегда кто-то кого-то ждет, будет стыло. Маленькому чернявому человечку так хотелось бы обменять свой страх, свое стыдное пьянство на холод. Пусть хоть за минус сорок на ветру. Пробежать до ближайшей двери, потерпеть…

— Вы хотите сказать, что кто-то вырвался из-под земли? — В голосе Андрея не было насмешки. Он пытался себе представить, и у него получался то ли морской змей, то ли огромная акула.