Ричард Маккенна - Вернись домой, охотник

Крейг собрал последние силы и снова приподнялся. Он облизнул разбитую губу, кровь из которой стекала на пижаму.

— Это вы все спятили, а не я, — сказал он. — А я умру вне закона, вот как я я умру Па острове Бертон.

Встретив ошеломлённый взгляд Барима, он добавил:

— Я сменило кровь.

— Молчать! — крикнул Варим. — Ты уже вне закона. Мои люди скоро придут за тобою, чужак.

Тяжело ступая, Барим вышел из палаты. Милдред Эймс последовала за ним.

— Морденец есть морденец, — вздохнула она на прощание, покачав головой.

Крейг опустил ноги с кровати и одернул свою пропитавшуюся потом пижаму. Комната кружилась и плыла. Улыбка Тоямы была как маяк в тумане.

— Стыдно мне, стыдно. Прости нас, Тояма, — сказал Крейг. — Мы только и умеем, что убивать, убивать, убивать…

— Каждый делает то, что должен делать, — ответил старик. — А смерть списывает все долги. Это и будет наш отдых, тебе понравится.

— Мои долги и смерть не спишет. И отдыха она мне тоже не даст — разве я могу отдыхать? Ведь я вдруг понял — клянусь Зверем, теперь‑то я понял! Я понял, как я любил Мидори Блейк.

— Странная это была девушка. Мы с Хелин знали, что и она тебя любит. Когда мы жили на острове Бертон… — Тояма покачал головой. — Но наши жизни — это щепки в водопаде. Такие дела, Рой.

Скоро пришел Джордан в черном защитном комбинезоне. На лице застыла презрительная гримаса. Он резко дернул большим пальцем, указывая Крейгу на дверь.

— Вставай, чужак! — резко произнес Джордан. — Пошли!

Крейг пошел за ним, в пижаме и босиком. Откуда‑то из глубин больницы раздались крики. Кажется, это Кобб, подумал Крейг. Потом они шли по посадочной площадке. Крейгу казалось, что он под водой и идет по дну моря. Они миновали спасательную ракету, которую как раз заправляли перед старики В гравиплане он сел в стороне от остальных. Кобба с ними не было. Раскрасневшийся Уайлд поминутно передергивал и плечами; его глаза сверкали лихорадочным блеском. Гравиплан вёл Джордан. Все молчали. Крейг и не заметил, как они обогнали солнце, он дремал, и перед ним проносились цветные лоскутья снов. Он пришел в себя рано на рассвете, когда гравиплан приземлился на острове Бертон.

Едва держась на ногах, Крейг вышел из гравиплана. В рассветных сумерках танасис покачивался над грудами камней и высокой, по пояс человеку, порослью стоял вдоль тропинок. Было сыро. Фитоны, облепившие стволы деревьев, дергали крыльями я сонно попискивали. Глаза Крейга блуждали. Он чувствовал, что здесь его что‑то ждет: воспоминания, встреча, исполнение, отдых… Крейг сам не знал, что именно, но чувствовал, что оно близко. Уайлд подошел сзади и толкнул его. Крейг отступил я сторону.

— Эй, чужак! — крикнул Уайлд.

Крейг обернулся и увидел сверкающие нездоровым блеском глаза и лошадиную улыбку Уайлда. Потом лошадиные зубы разминулись:

— Я смешаю кровь Мидори Блейк с грязью. Я смешаю ее кровь с навозом. Я…

Тело Роя Крейга вдруг стало сильным и гибким. Он прыгнул и почувствовал, как чужие зубы крошатся под ударом его кулака. Уайлд упал. Остальные морденцы выбрались из гравиплана.

— Право крови! Право крови! — закричал Крейг.

— Право крови! — повторил Уайлд.

Джордан остановил Уилана и Райса. Сила огненной лавой растекалась по жилам Крейга. Уайлд поднялся, сплюнул кровь и: сжал свои огромные кулаки. Крейг шагнул ему навстречу, яростный и неустрашимый. Мир вокруг вращался и кренился, мерцал огоньками, хрипел и изрыгал проклятия, а в центре мира бились Крейг и Уайлд, отвечая друг другу ударом на удар. Крейг чувствовал удары, но не ощущал боли. Он слышал треск собственных ребер. И его тело сотрясалось до самых ступней от ударов, которые наносил он сам. Оба то и дело падали на почерневшие камни, их ноги тяжело переступали, руки переплетались и рвали одежду, из глоток вырывалось хриплое дыхание. Потом они стояли на коленях лицом к лицу и осыпали друг друга ударами кулаков и локтей. Потом туман немного рассеялся, и Крейг единственным зрячим глазом увидел Уайлда перед собой на земле, лежавшего, как груда тряпья. Крейг с трудом поднялся на ноги. Он чувствовал себя невесомым; внутри у него было пусто.

— Право крови, чужак, — произнес мрачный Джордан, выжидательно глядя на Крейга.

— Заберите его, — сказал Крейг и двинулся к ущелью. Не обращая внимания на боль в груди, он шел напрямик через густые заросли танасиса. «Домой! Домой! Скоро буду дома!» — колоколом звенело у него в голове. Назад он не оглядывался.

В тенистом ущелье танасис рос не так густо. Крейг услышал звук падающей воды, и, подобно водопаду, на него обрушились воспоминания. Он обернулся к пруду, чтобы взглянуть на водопад, но не удержался на ногах и упал на колени у знакомого валуна. Крейг знал, что она рядом. Он физически ощущал ее присутствие. Она стала этим местом у водопада.

Солнечные лучи прорывались в ущелье. Лучи плясали по прожилкам кварца и вспыхивали радугами в водяной пыли нал прудом. Фитоны взлетали с призрачных деревьев и кружились в. воздухе еще одной радугой. Какой‑то комок застрял в горле у Крейга, и у него перехватило дыхание. Слезы застилали его единственный зрячий глаз.

— Мидори, — произнес он. — Мидори.

Теперь мысль о ней владела Крейгом безраздельно. Его сердце едва не выскакивало из груди. Все слова куда‑то ушли. Воздев руки, он стал падать в небо и бессвязно кричать. Потом! нахлынула темнота и унесла прочь его невыносимую боль.

Титанические порывы. Набеги ветра. Полет звенящей ярости!

Соединение во тьме. Терпеливые поиски — снова и снова, триллионы раз. Робкое мерцание огоньков — серебряных, зеленых, золотых, алых.

Затишье. Размягчение. Обретение новой формы.

Мерцающее сознание — всепланетное и микроскопическое. И невозможность связать эти крайности. Поток чувств новорожденного божества, которое жаждет познать себя. Бесконечные и мучительные страдания в поисках бытия.

Наконец возникает форма и вспыхивают цвета. Сполохи отчаянной радости и невыразимой любви. Приходит зрение… слух…

Мёртвая белизна полярных снегов. Пьянящий пряный привкус. Золото солнца на голубой воде. Нежные ароматы ветра. Вторжения горечи. Топот дождя. Серебристо—зеленые спины холмов.

Порывы бури. Резкий вкус соли. Спящие горы. Шелест прибоя. Россыпь звезд на бархатной черноте. Кислый привкус и ясность. Прохладные ночные луны.

Знание и любовь.

Циночка людей в лохмотьях; изможденные, заросшие щетиной лица. Зеленая равнина. Золотое солнце в вышине. Рев. Зверь приближается прыжками, тряся красными космами. Звон тетивы. Сверкая на солнце, посвистывают стрелы, Вдох полной грудью, крик. Удары копьями. Огромное тело оседает. Судороги. Хлещет кровь. Торжествующие крики, потом — тишина.