Эмил Манов - Галактическая баллада

Вот, как это случилось.

Свежим горным утром, 23 июля 2033 года, я сидел в старом плетеном кресле на террасе. Передо мной стоял небольшой столик, старинный, с мозаичной столешницей и тонкими изогнутыми ножками со следами позолоты настоящий сецессион, как уверял меня один антиквар, - а на столике лежала моя рукопись. Она была почти закончена. Остались только выводы, но я не спешил с ними. Я наслаждался хрустальным воздухом, сине-зеленым светом, струящимся с гор и заливающим мой сад, чистой тишиной, нарушаемой лишь пением птиц. Наслаждался и своим ясным сознанием, ищущим несколько острых и изящных фраз, которые оформили бы мои последние, самые важные мысли. Я был счастлив и почти убежден, что хорошая книга может спасти человечество. Да, да, представьте себе!

Очень хотелось поделиться с кем-нибудь своей радостью, но в соседних виллах жили только обладатели ПУ. Не любил я этих самодовольных, уверенных в своем бессмертии господ. Да и кроме того, они ничего не читали кроме биржевых новостей в "Глуаре". Оставив карандаш на столике (я все еще пользовался этим примитивным средством для фиксирования своих мыслей), я закурил греческую сигарету и вдохнул ароматный дымок, блаженно прикрыв глаза на солнышке. И вдруг почувствовал какую-то смутную тревогу.

Я не понял, с чего она взялась. Осмотрелся. Перед глазами мелькали голубые и красные пятна, горы угрожающе потемнели, будто собирались обрушиться на меня. Я сознавал, что это - иллюзия, в глазах всегда становится темнее после того, как смотришь на солнце, но напряжение внутри меня росло и я невольно поднялся с кресла.

И тогда мой слух уловил далекий вой сирен.

А, мерд, сказал я себе, Тиберий опять испытывает нервную систему своих подданных! Сейчас по улицам городов горят огромные красные стрелы, указывающие на ближайшие убежища, и французы, как сумасшедшие, бегут к ним... Я посмотрел на часы - было шестнадцать минут десятого. Вой сирен нарастал и множился, охватывая окрестные большие и малые города, но я знал, что он будет длиться только одну минуту - как при всех учебных тревогах, и пошел немного размяться, пока этот проклятый вой не замолкнет.

Обошел раз-другой террасу, пытаясь вернуться к своим мыслям, но ничего не вышло: вой пронизывал мой мозг. Я сорвал розу и сунул ее себе под нос, но и это не помогло. Тогда я совсем ушел с террасы и встал под мою итальянскую сосну - говорю мою, потому что я страшно любил это дерево. Широко раскрыв свой темно-зеленый тент, немного искривленное от постоянных в этой местности ветров, дерево стояло в стороне от фруктовых деревьев. Оно было похоже на человека, страдающего болезнью позвоночника, одинокого в своем горе, и это как-то сближало меня с ним, хотя сам я и не болел ничем, кроме несерьезного гастрита. Я прислонился к сосне, попыхивая сигаретой. Помню еще, как большой золотистый жук с налету ударился о мое плечо и упал у ног. Я бросил сигарету и наклонился, чтобы его рассмотреть. Поднявшись посмотрел на часы.

Господи! Воющий рев сирен продолжался уже восемь минут...

Атомная тревога! Настоящая!

Это было невероятно. Никто во Франции и во всем мире уже не верил в возможность атомной войны. И все-таки тревога была настоящей...

Первой моей мыслью было - бежать! Да, но куда? Страх сковал меня, и я мог только поднять голову к небу, ожидая оттуда свою погибель. Небо было ярко-голубым, как альпийское озеро, спокойное и девственное, и я подумал, что, наверное, после атомного смерча, который уничтожит жизнь на Земле, оно останется все таким же спокойным. Эта мысль до некоторой степени утешила меня, потому что всегда хорошо, если все-таки хоть что-то остается, не правда ли?

Сирены замолчали. Наступившая тишина была ужаснее даже самого ужасного воя. Потом с соседних вилл послышались крики, плач, чей-то мужской голос звал своих в ПУ... Боже мой, Ан-Мари и Пьер были в Париже. А ведь яснее ясного, что первый удар придется на него!..

Я бросился к воротам, где оставил свой "пежо", но вспомнил про рукопись и побежал к террасе. Опять остановился. Глупости! Идиотизм! Моя идея погибла вместе со всем миром, а я пытался спасти свою книгу. Ракеты с атомным зарядом уже летели к своим целям, и через несколько секунд огненный хаос поглотит все - вместе с этой жалкой рукописью и ее автором.

Меня охватила апатия. Ничего нельзя было сделать. Я сидел на траве, неподалеку от своей сосны, и даже успел подумать, с известной долей иронии, о том, что тривиальная идея об опасности атомной войны оказалась все-таки более верной, чем моя оригинальная "главная нить"... Сорвав травинку, я стал ее жевать. Она была горько-кислая - и это было мое последнее вкусовое ощущение на Земле.

В следующий миг я увидел их. Они возникли внезапно, как будто из воздуха, как возникают образы на телевизионном экране. Они стояли под сосной и смотрели на меня. Их было двое - высокие, сильные, красивые как античные статуи, одетые в какие-то блестящеголубоватые чешуйчатые трико, плотно облегающие тело. На головах - что-то вроде старинных рыцарских шлемов, но лица были открыты - богоподобные лица, но неподвижные и печальные, словно пораженные вечной, неизлечимой тоской. Один из них был светлокожий, другой - смуглый...

У меня не было времени ни разглядеть что-нибудь еще, ни чтото сообразить, потому что эти двое переглянулись и одним прыжком перелетели расстояние, разделявшее нас. Я попытался .встать, но смуглый наклонился надо мной. Почувствовав холодное металлическое прикосновение ко лбу, я начал терять сознание.

Последним ощущением было, что я лечу вверх. Последнее, что я увидел, было большое серебристое облако над склоном горы - облако необыкновенной геометрической формы, напоминающей огромную китайскую шапку.

Очнулся я, как и следовало ожидать, при чрезвычайно необычных обстоятельствах.

Я был один. Лежал на спине. Какое-то удивительное чувство душевной легкости и невесомости владело мной. Как будто кто-то лишил меня костей и внутренностей и осталась одна только кожа, которую потом накачали водородом. Взгляд мой упирался в белый потолок, струящийся белым светом. Поворачивая голову влево и вправо, я видел голые стены, такие же белые и светящиеся. Я лежал в центре помещения. Само помещение - абсолютно пустое ни одного предмета, ни пылинки, ничего, на чем можно было бы остановить взгляд.

Только под собой я ощущал теплый пух перины.

Я встал. Скорее подумал, что нужно встать, и в тот же миг медленно и осторожно был поставлен на ноги. Оглянулся, чтобы увидеть эту автоматику, но был изумлен: не было никакой пуховой перины и никакой кровати вообще. Вот так история! Я ущипнул себя за бедро, потом так сильно дернул за ухо, что даже взвыл от боли. Нет, это не сон!