Эмил Манов - Галактическая баллада

Но что же тогда? И где я находился? Мысль работала медленно, я даже не мог вспомнить, когда уснул, и кто я такой, но это не очень меня беспокоило... Я начал исследовать чудноватое помещение - если cлово "исследовать" можно употребить, говоря о пространстве, в котором ничего нет, кроме самого исследователя. Помещение было маленьким, около пятнадцати квадратных метров, хотя белый матовый свет, струящийся отовсюду, создавал некоторую неопределенность масштабов, иллюзию простора, действующую успокаивающе.

Одна из стен была дугообразной и длиннее других, противоположная ей стена - короткой и плоской, плоскими были и остальные две, соединяющие их, таким образом помещение имело вид небольшого сектора какого-то цилиндра. Я потрогал стены, пол, прыгнул и дотронулся до потолка - все было сделано из эластичной, пружинящей материи; при сильном нажиме рука утопала в ней и потом мягко выталкивалась, отброшенная хорошо вымеренным сопротивлением.

Нигде ни одной неровности, ни выступающего острого угла, ни одного крючка или гвоздика... Вот уж оригинальная норка, сказал я себе, настоящий мешок из поролона! И что я здесь делаю?

Тихий звон, разорвавший тишину как приближающийся комар, и затем внезапно смолкший, окончательно разбудил меня и вернул память. Ах, да зеленое июльское утро, атомная тревога, двое чудаков в голубоватой чешуйчатой одежде. И то холодное прикосновение ко лбу, усыпившее меня...

Мои дье! Меня усыпили, выкрали, запихнули в эту белую нору.

И при этом за несколько мгновений до взрыва А-бомбы! Всего лишь за несколько мгновений!.. Что случилось с Парижем, моими близкими, с Францией, с миром? Где я и почему именно здесь?..

Эти вопросы были настолько мучительны, что лишили меня сил и мне захотелось сесть хотя бы на пол - ввиду отсутствия стула, - но что-то мягкое и пружинистое появилось вдруг надо мной и я ощутил, что сижу в полуметре над поверхностью пола. Посмотрел под себя - там ничего не было. Просто я сидел в воздухе, на невидимом сиденье, удобно откинувшись на невидимую спинку. Мой стул ничем не отличался от кровати... Что за чертовщина? Я вспомнил только кое-что о магнетизме и силовых полях, поскольку ничего другого просто не знал, так как на самом деле был абсолютным невеждой в технике. Дома даже перегоревшие пробки меняли Пьер и Ан-Мари.

Сидя в удобном положении, я мог размышлять, и этого мне было достаточно. Первым моим предположением было, что я украден врагами Франции. Да, но зачем этим врагам потребовался именно я, скромный учитель истории, когда гораздо полезнее было бы выкрасть генерала или самого Президента? И правда, во Франции Неронов и Тибериев все было военной тайной: министр нападения однажды объяснил мне, что такую тайну представляет даже размер наших уборных, так как по нему можно судить о благосостоянии нации. Но по этому вопросу я знал столько же, сколько и о количестве ракетных орудий... Чего могли ожидать от меня враги?

Или те два чудака просто спасли меня?..

У нас много говорилось о спасательных командах, которые в последний момент заберут нерадивых в противоатомные убежища.

Только те убежища представляли собой склепы из бетона, где человек заранее уже чувствовал себя покойником, а здесь - абсолютно комфортабельная, хотя и странная комната. Скорее это было похоже на больничное помещение, а не на военное сооружение.

А, черт бы его подрал! Этот мягкий белый свет, спокойствие и пружинящие стены! Да тут человек и при большом желании не может ни разбить себе голову, ни повеситься... Волосы у меня встали дыбрм.

Я никогда не входил ни в одну из двухсот отечественных психиатрических больниц, но небольшая келья, вероятно, вполне отвечала всем необходимым требованиям... Меня приняли за сумасшедшего? Конечно же. Чего можно ожидать от человека, занявшегося спасением человечества своим литературным трудом?

Эта мысль чуть не свела меня с ума. Я вскочил и начал бить кулаками в стены - естественно безрезультатно. Эти стены не предназначались для того, чтобы по ним колотили. Тогда я крикнул несколько раз, но мой голос потонул в мягкой белизне. Захотелось от отчаяния броситься на пол, но, как вы уже знаете, это было невозможно, и я плюхнулся на невидимый силовой стул...

А был я здоров как бык, по мнению моего покойного отца. К тому же я проголодался и по-прежнему не знал, сколько продлится моя изоляция. Не знал, ни где нахожусь, ни кто мои похитители. Когда человек не знает стольких вещей, кто-то должен появиться и все ему объяснить.

И они появились... Я поднял голову и даже икнул от удивления.

Это были те самые полубоги - русый и смуглый. Зеленые глаза одного и темные другого смотрели спокойно и печально. Они были в голубоватой чешуйчатой одежде, но на этот раз без шлемов и волосы их свободно падали на плечи. Стояли они у изогнутой стены, а позади них был открыт большой круглый люк. Смуглый держал в руках два круглых блюда... Впрочем, я только тогда сделал открытие, что "смуглый" был в сущности "смуглой". И, честно признаться, загляделся на это существо: несколько удлиненное лицо почти коричневого цвета, великолепный греческий нос, высокий нежный лоб, полные губы, большие карие глаза с длинными темными (надеюсь, естественными) ресницами... Ах, неужели женскую красоту можно описать!

И эта фигура - высокая и женственная, тело, - плотно охваченное чешуйчатой материей - просто-таки сирена, вышедшая из морских глубин, чтобы доказать, что вместо хвоста у нее прекрасные стройные ноги. Нефертити с телом мифической сирены. Я всегда представлял себе именно так женскую красоту (пусть простят меня моя белокурая Ан-Мари-Селестин и черноокая Роз Дюбуа из "Абе Сиейе", которая находила, что я - интересный мужчина, несмотря на длинноватый кривой нос).

С неповторимой грацией женщина поставила оба блюда передо мной, в воздухе, на высоте стола и отстранилась, продолжая смотреть печально и холодно. Мужчина также не отрывал от меня взгляда. Почувствовав себя неловко, я встал.

- Извините, кто вы? - услышал я свой голос, немного хриплый от волнения. - Где я нахожусь?

Они переглянулись. Женщина протянула руку, указывая на блюдо и тут же исчезла в открытом люке. Мужчина последовал за ней.

Люк медленно и бесшумно закрылся - в стене от него не осталось и следа.

И снова я остался один. Все произошло так быстро, что я не уверен, было ли это на самом деле. Но два блюда стояли передо мной.

В одном - какая-то каша коричневого цвета, полупрозрачная, напоминающая желе из телятины, в другом - горка зеленоватых шариков, размером с каштаны, довольно-таки сомнительного вида. Что было первым блюдом, а что - десертом? Для француза этот вопрос очень важен, если он не хочет утратить чувство гармонии. Сначала я уплел шарики - у них был вкус банана с тертыми орехами. Потом приступил к коричневой каше. Но, как видно, я все-таки ошибся, потому что она была соленой и пахла сельдереем... Ничего, в следующий раз исправлю ошибку.