Елизавета Манова - Рукопись Бэрсара

- Скоро, Сибл, - говорю я ему. - Теперь уже скоро. Будет лето - будет война.

Длинный весенний день, заполненный до отказа. Утро начато по протоколу, а теперь я позволю себе зигзаг. Завтра аудиенция у локиха, визит к Эслану, а вечером небольшой прием. Отборная компания: шпионы, дипломаты и вельможи. Цвет Каса. Послезавтра Совет Старейшин и разбор торговых споров. И так на много дней вперед - конечно, не считая главного.

Сегодня - для души. Я начал с нового - с ковровой мастерской. Она еще моя. Мне некогда возиться с мастерскими. Я просто начинаю, налаживаю дело - и продаю, но оставляю за собой пай и получаю часть дохода. Пока что мне невыгодно их расширять - предметы роскоши должны быть в дефиците. А вот когда у нас наладится с железом, и я займусь ружейным производством тогда придется все держать в руках.

Приятный час. Ну, с первой партией, конечно, все не так. Фактура ничего, но краски! но рисунок! Художника сменю, а вот красильщиков придется поискать. В продажу это я, конечно, не пущу. Раздарим в Касе.

Я обходил почти весь Малый Квайр. Почувствовал, послушал, посмотрел и мне немного легче. Мой город в городе. Чудовищная смесь укладов, языков и технологий. Ребенок странноват, но интересно, во что он вырастет. И то же ощущенье: невозвратно. Уж очень хорошо они легли - проростки новых технологий и укладов - в рисунок старых цеховых структур. Еще бы три-четыре года, и это будет жить и без меня. А любопытно все же, что важней: вот эти мелочи или все то, что мы с Баруфом сделали для Квайра?

- Баруф, - тихонько спрашиваю я. Да, я один. Я у себя. Немного отдохну, потом спущусь. - Баруф, ты знаешь, что меня тревожит? Что мы с тобой ускорили прогресс. Ты двинул Квайр на новую ступеньку, а я такого насажал в Бассоте...

- Не будь ханжой, Тилам! Прогресс не есть абсолютное зло. Или ты считаешь, что дикость - благо?

- Зло - это соединение дикости с техническим прогрессом. Я боюсь, что они будут еще совсем дикарями, когда изобретут пушки и бомбы.

- Понимаю! Ты исходишь из того, что Олгон - страна всеобщего счастья. Его ведь никто не подталкивал и не мешал четыреста лет искоренять свою дикость.

- Неужели ты не понимаешь...

- Почему же? Если новый мир окажется не лучше Олгона - что же, отрицательный результат - это тоже результат. Это значит только, что всякая цивилизация обречена на гибель.

- Нет, - говорю я ему. - Это значит, что мы напрасно убили миллиарды людей - не только наших современников, но их родителей, дедов и прадедов.

- Ты стал злоупотреблять ораторскими приемами. Тем более, что это неточно. Люди все равно родятся - не эти, так другие.

- Но другие. Ты забываешь, что это будущее уже было и настоящим, и прошлым. Эти люди _б_ы_л_и_, Баруф!

И опять, как при жизни, он отмахивается от проблемы, для него это не проблема, ее просто не существует.

- Не все ли равно - не жить или умереть? Чепуха, Тилам! Лучше подумай: не рано ли ты начинаешь блокаду Квайра?

И тут вдруг открылась дверь и вошла Суил. Обычно она не заходит ко мне в кабинет, оберегая мое уединение, а тут вошла по-хозяйски, осмотрелась и вдруг говорит с досадой:

- А! Оба здесь!

- Ты о чем, Суил?

- Об Огиле, о ком еще? А то я не чую, когда он заявляется!

Я тупо гляжу на нее, не зная, что ей сказать. Это даже не мистика, потому что Баруфа нет. Я ношу Баруфа в себе, как вину, как память, как долг, но это только вина, только память и только долг.

Зря я так на нее смотрю. Выцветает в сумерки теплый вечерний свет, ложится тенями на ее лицо, и это уже совсем другое лицо, и это уже совсем другая Суил.

Красивая сильная женщина, уверенная в себе. Она была очень милой, моя Суил, а эта, оказывается, красива. Она была добродушна и откровенна, моя Суил, а эта женщина замкнута и горда. И когда она садится напротив меня, я уже не верю, что это моя жена, самый мой близкий, единственный мой родной человек.

- Ушел, - говорит Суил. - Ну и ладно! Давно нам пора потолковать, Тилар.

- О чем, птичка?

Наверное, это прозвучало не так, потому что в ее лице промелькнула тревога. Тень на лице и быстрый пытливый взгляд, и теперь я вижу, что это моя Суил. Другая Суил - но моя.

- Тилар, - сказала она, - ты не перебивай, ладно? Я давно хотела, да все не могла. То тебя нет, а то здесь - а все равно тебя нет.

- Тяжело со мной, птичка?

- А я легкой жизни не ждала! Не зря молвлено: за неровню идти, что крыльцо к землянке строить. И самому неладно, и людей насмешишь. Нет, Тилар, не тяжко мне с тобой. Обидно мне.

Молчу. Вот и до обид дошло.

- Ну хорошо, Суил. Я видел тебя такою, какой хотел видеть, и любил такую, какую видел. А что теперь?

- Не знаю, - тихо сказала она. - Я-то тебя люблю, какой есть. Два года молчу, - сказала она. - Еще как дядь Огила убили, думаю: хватит. Нельзя ему совсем одному. Побоялась - а ну, как разлюбишь? И теперь боюсь.

- Но сказала?

- Да! - ответила она гордо. - Сказала! Потому, дело-то тебе милей, чем я, а без меня тебе не управиться. Нынче-то обе твои силы вровень стоят, без моей, без третьей, силы тебе не шагнуть.

- Разве?

Она улыбнулась нежно и лукаво:

- Ой, Тилар! А то я не знаю, про что вы в своем сарае толкуете! С одного-то разу да твоих дуболомов своротить? Пяток призадумается, а прочих пихать да пихать?

И я улыбнулся, потому что она права. И потому, что прошел мой внезапный испуг и отхлынул ослепляющий страх потери. Сердце умнее глаз, и оно любило тебя, именно тебя, моя умница, мой верный соратник. И она с облегчением припадает ко мне, заглядывает в глаза и спрашивает с тревогой:

- Ты не сердишься? Правда?

- На себя, - отвечаю я. - Асаг и то умнее меня. Он тебя давно в полководцы произвел.

- А то! Ой, Тилар! Был бы вам бабий бунт!

Мы говорим. Она сидит на полу, положив подбородок мне на колени, и заглядывает в глаза. И я глажу волосы, по которым так тосковал в пути, теплые плечи и нежную сильную шею.

Но если бы кто-то послушал, о чем мы с ней говори!

- Это еще до той войны. До первой. Как Рават только начал под себя подгребать. Я всю сеть тогда на дно посадила, а дядь Огилу говорю: все. Хватит с вас. Вот как надо будет Равата окоротить...

- А он?

- Огил-то? Ничего. Усмехнулся и говорит: мне - вряд ли.

- А сейчас?

- Я их на твой лагарский канал завела. Сделала сделала в одном месте привязочку.

Ну вот! Святая святых - канал связи, которыми пользуется даже моя жена.

- Тилар, - говорит она. - Ты за Огила-то себя не кори. Уж как я его упреждала! Пока он Дибара не отослал...

- Значит, и Дибар?

- Ну! Кто ж больше нас двоих его-то любил? - улыбается виновато, трется щекой о мою руку. - Ну, серчай, Тилар! Вы-то с Огилом одинаковые, а мы попросту.

- Если бы ты тогда сказала...

- Нет! - снова закрылось ее лицо, и в глазах упрямый огонь. - Ты не серчай, Тилар, уж как я тебе ни верю, а его жизнь в твои руки я отдать не могла. Уж ты что хошь про меня думай...