Елизавета Манова - Рукопись Бэрсара

- Тардан - есть Тардан, - ворчит старик. - Пиратское гнездо и воровская обитель. Даже его величество, могучий и благородный Сантан III просто грабитель с морской дороги, мужлан неотесанный.

- Но вас-то он не грабил, биил Эраф?

- Нет, - говорит Эраф, - но и я его тоже.

- Неужели?

- Увы! Я добился только права беспошлинного прохода через Тардан для наших караванов.

- Разве этого мало, биил Эраф?

- Мало! У брата такие связи, что я мог рассчитывать на право свободной торговли с Балгом!

- Не искушайте бога, биил Эраф! Чудеса дозволены только ему. Вы и так сделали больше, чем в человеческих силах. А что кор Эслан? Он не скучал в Лагаре?

- Нет, мой покровитель, - быстрый лукавый взгляд, и я улыбаюсь в ответ. - Царственный кор намерен остаться в Лагаре до зимы. Он просил передать вам письмо, биил Бэрсар...

- Я успею его прочесть.

Я знаю, что хочет сказать Эслан, и он, наверное, прав. Сейчас для него Лагар приличнее Каса.

Немного поговорим о лагарских делах. Теперь гон Эраф одобряет блокаду Квайра. Увидел поближе - и согласился. Нынешний Квайр стоит держать в узде - у него слишком сильные руки.

- Биил Эраф, - говорю я вдруг, - а особенности нашей дипломатии вас не задевают? Я ведь не официальное лицо, и нас с вами словно бы не существует. Тайные договоры, словесные соглашения...

- Да, - говорит он, - бывает. Я привык опираться на документы, а не на слова. Просто никогда еще я не мог столь многое совершить, потому что никогда у меня не было такого хозяина. - Увидел, что я хочу возразить, и поднял руку. - Я знаю, что вы скажете, мой покровитель, но старой собаке нужен хозяин. Утешьтесь тем, что нет никого вернее, чем старые преданные псы.

- Но вы же знаете...

- Знаю. - И вдруг невпопад: - Кстати, о документах. Я должен сообщить вам весьма прискорбную весть. - Молчит, опустив глаза, никак не может решиться. И наконец: - Чиновники - особое братство, биил Бэрсар. Мы не рубим канатов и не сжигаем остов, поелику неведомо, на какой стороне спасение, а на какой - погибель. Есть люди - весьма доверенные - в Судейском и Посольских приказах, которые не забывают меня.

Мне стало ведомо, что из Судейского и Посольского приказов, равно как из личной канцелярии правителя, изымаются документы с надписью акиха Калата и заменяются таковыми же с подписью акиха Таласара. Подлинные оставлены только внешние договоры, ибо таковая замена сделает их недействительными. Но это только до той поры, пока не будут заключены новые договоры. - Поглядел на меня и спросил - почти с облегчением:

- Вы ждали этого, мой господин?

- Да. Чего-то в этом роде. Знаете, что сказал бы на это Огил? "Все правильно. Слишком большой контраст. Он все-таки не может тягаться с нами".

- Да, - говорит Эраф печально. - Так бы он и сказал. Обида жжет мою душу, биил Бэрсар! Великий человек создал эту куклу из грязи, вложил в нее свое разумение, ибо у этого купчишки нет ни единой своей мысли - и теперь создание восстает на творца потому лишь только, что недостойно его!

- Можно сказать и иначе, биил Эраф. Пока он доделывал то, что начал Огил, тень учителя не мешала ему. А теперь он должен идти своим путем, он уже натворил ошибок и сделал врагами немногих своих друзей. И сейчас ему стала опасна тень гиганта, потому что он - человек обычного роста. Все очень понятно, биил Эраф. Он позволил убить Огила, считая, что так надо для блага страны. А теперь он убивает его опять - и опять считает, что это для блага страны.

- И вы допустите?!..

- А что я могу? Убрать сейчас Таласара? Это значит ввергнуть Квайр в многолетнюю смуту, потому что он успел уничтожить всех, кто способен возглавить страну. Заменить Таласара собой? Я не смогу удержать власть. Сейчас надо убивать каждый день, чтобы ее удержать. Посадить на престол кора Эслана и направлять его? Но тогда его союзники станут его врагами, потому что благо страны - не благо для знати. Надо перетерпеть, биил Эраф. Никогда не выбираешь из двух благ - только из двух зол.

- Но аких Калат был вашим другом!

- Да. И поэтому я не спорю с ним. Огил сам выбрал свою судьбу - пусть же будет по воле его.

Теперь я совсем один - Баруф ушел от меня. Последний раз я слышал его в бреду, и больше он не пришел ни разу, не отозвался и не ответил.

Теперь я знаю, почему он молчит. Его убивают опять, и опять я позволю это.

Я думаю о Баруфе и о себе, потому что с какой-то минуты мы нераздельны. Мы с ним, как сросшиеся близнецы, у которых две головы, но одно дело. Я привык измерять наши чувства делом. А если отбросить дело, что такое Баруф? Умный, добрый, порядочный человек.

А если оставить только дело? Холодный, жестокий прагматик, неразборчивый в средствах и равнодушен к людям.

Как совместить доброго друга - и человека, который играл моей жизнью и моей душой? Заботливого командира - и того, кто молча позволил изгнать самых верных своих бойцов?

Это Олгон, думаю я. Мир, где человек - только винтик, где обрублены корни, где прошлое не существует, а настоящее - только то, что надо как-нибудь пережить.

Баруф виноват только в том, что родился в Олгоне. Как мне его судить? думаю я. Если бы он проделал все это в Олгоне - поставил к стенке верхушку и загнал полстраны в лагеря - я бы принял это почти что без возмущенья: что значат отдельные судьбы, когда спасают страну? Он просто действовал в Квайре, как действовал в Олгоне, и даже гораздо мягче - ведь он не жесток и дозу насилия отмерял по силе сопротивления.

Я все о нем знаю, думаю я, хоть совсем ничего не знаю. Не знаю, любил ли он хоть когда-то и был ли счастлив в любви. Тосковал ли он по нашему миру, мучили ли его те несбыточные желания, что, как фантомные боли, одолевают меня. И все-таки я последний, кто знает его. Те, что знал его в Олгоне, уже не родятся, а здесь он предал немногих своих друзей.

Это, несправедливо думаю я. Человек, изменивший историю и переделавший мир, не должен уйти без следа. Он, как и я, подлежит людскому суду. Если он виноват - пусть его осудят. Если он прав - пусть будут ему благодарны. Я знаю, ему это было бы безразлично, ему - но не мне.

Я не могу тебя отпустить, думаю я. Я слишком тебя люблю и слишком тебя ценю, чтобы позволить какому-то Таласару распоряжаться памятью о тебе. Я тебе сохраню, думаю я. Не в себе, потому что я тоже недолговечен, а в том, что надолго переживет меня.

Вот и все. Пора дописать последние строчки и упрятать рукопись в надежный тайник. Я сделал все, чтобы он оказался надежным - но кто знает? - двести лет слишком долгий срок. Как бы там ни было, эта история принадлежит Олгону. Я перелистываю страницу и начинаю писать на чистом листе.

Я уже отдал свои долги. Баруфу, Квайру и даже Касу. Теперь я могу сказать "Бассот - уже страна.

Я сдержал свое слово: в Касе нет Братства и послезавтра уже не будет Бэрсара. Есть Совет Городских Старейшин, где всем заправляет Асаг, и надежная армия под командой Эргиса. Мне здесь больше нечего делать, и я ухожу.