Андреас Эшбах - Триллион евро

— От имени людей, проживающих в вашем мире, и от имени Флота я прошу у вас, ваше святейшество, прощения за кощунственное злодеяние. Мы знаем, что это преступление ничем не загладить, но мы приложили все свои усилия, не остановились ни перед какими расходами и попытались сделать всё, что в человеческих возможностях, чтобы вернуть вам ожерелье ваших предков.

Я перевёл его слова. Монахи зашушукались.

С удивительной быстротой богиня спустилась вниз и потрогала камни, вначале своими длинными когтистыми пальцами, потом языком, пробуя камни на вкус один за другим, потом понюхала — и небрежно бросила ожерелье, будто утратив к нему всякий интерес.

Монахи встревожились, тяжело и учащённо задышали, зашептались, всем своим видом выражая недовольство. Я услышал повторяющееся слово «безбожно». Неужто сделали ошибку и неправильно составили камни? Может, перепутали их порядок? Или речь и вовсе шла о подделке? Это могло иметь роковые последствия — не только для людей в городах Внутреннего моря, но и для всего Картезиуса.

Я тревожно взглянул на посланника. Его голый череп блестел в полутьме, мрачно нахмуренный лоб был усеян каплями пота. Казалось, он был обижен такой реакцией, но сдерживался.

Богиня вернулась назад в своё складчатое углубление в стене и закрыла лицо ладонями. Ропот монахов становился всё громче и приобретал угрожающий тон. Ещё мне показалось, что и дыхание монастыря участилось и стало лихорадочнее.

— В чём дело? — спросил посланник. — Что они говорят? Да не молчите же! Что случилось?

— Камни… — сказал я. — Кажется, нескольких недостаёт.

— Это невозможно. Их восемьдесят три, и все в том порядке, в каком были изначально.

Внезапно монахи окружили нас плотным кольцом. Они вытеснили нас из помещения через предлежащий холл и через главный портал наружу.

Старшина педальеров испуганно смотрел на нас. Его люди в страхе отпрянули, взобрались на борт и скользнули в свои клетки.

Мы толпились на террасе, подталкиваемые и теснимые монахами. Паломники присоединились к ним, угрожающе замахиваясь палками. Я почувствовал кулаки на своей спине, удар палки между лопаток. Женщины-паломницы издавали визгливые трели.

Равнодушие с лиц как ветром сдуло. Я видел отторжение, направленное против нас, и… да, страх и отчаяние.

— Они нас прогоняют, — крикнул я посланнику. Я не отваживался переводить те ругательства и проклятия, которые неслись нам вслед.

— Это я и сам вижу, — крикнул он в ответ и нахлобучил треуголку на голову.

Последние метры мы уже бежали. Это было недостойное отступление. Я старался держаться позади капитана, чтобы прикрыть его от ударов.

— Поднимаемся! — приказал старшина. Он отвязал канаты и поднял руки, успокаивая толпу, когда и ему стали угрожать палками, убрал забортный трап, побежал к своему контрольному месту и рванул барку вверх.

— Неблагодарные твари! — бормотал посланник, жадно присасываясь к своему кислородному аппарату. — Развели тут маскарад с этой своей Кешрой! Примитивные дикари!

— Это очень старая культура и очень старая религия, сэр. Старше, чем любая человеческая культура. Она существовала уже тогда, когда на Земле ещё жили неандертальцы.

— Я в курсе, — раздражённо ответил он.

— Что-то с этим восстановленным ожерельем не то. Она его не приняла.

Он пренебрежительно махнул рукой.

— Нам пришлось заменить четыре бриллианта. Их не удалось разыскать.

Я задержал дыхание.

— Это не просто бриллианты, сэр, которые можно заменить другими. Это трансформированные в бриллианты телесные воплощения богини. Это её предки, они связывают её с первыми Кешрами, которые являлись в этот мир.

— И вы верите во всю эту чепуху, Паладье?

— Дело не в том, верю я в неё или нет. Главное, что в неё верят аборигены.

— Бриллиант — он и есть бриллиант. Кристалл из атомов углерода. Как могут индивидуальные структуры организма запечатлеться в решётке атомов углерода! Это же полная чушь, понимаете?

— Тем не менее, богиня сразу заметила, что некоторые из её предков отсутствуют, — ответил я.

Посланник презрительно фыркнул.

— Вы хотя бы представляете себе, чего Флоту стоило разыскать эту проклятую цацку? И во что ему обошлось то, чтобы те четыре бриллианта, которые пришлось заменить, были огранены точно так же, как и остальные?

— Мы можем потерять эту планету, сэр. Вот во что это может обойтись Флоту. И людям, которые живут здесь, на Картезиусе.

Хотя Лиллепойнт только что закатился за перевал Аваланч, уже стемнело. Гора Матин и гора Арсин торчали в вечернем небе как два могучих чёрных рога. На юго-востоке показались первые звёзды.

Ночной обвальный ветер уже подул. Мы отлетали к краю террасы. Монахи и паломники преследовали нас, выкрикивая угрозы, снова и снова пытаясь ухватиться за рулевые канаты барки, и швыряли камни, которые грохотали по палубе.

— Выше! — приказал посланник старшине, нервно потрясая руками.

Ветер был ледяной. Он всё быстрее гнал нас к скалистому краю террасы. Рулевые канаты волочились по гладкой каменной площадке, а затем упали в пустоту. Теперь под нами была пропасть: пустое пространство до самых четырёхтысячников предгорья.

Педальеры налегали на педали изо всех сил, пытаясь стабилизировать барку. Небо над нами наполнилось звёздами, и могучий тёмный образ монастыря, казалось, привстал им навстречу. Мы опускались в темноту. Старшина только что зажёг один фонарь на корме, а второй поднимал на мачту, когда над нами раздался душераздирающий вой. Педальеры замерли на полуобороте. Старшина поднял голову и прислушался.

— Что это? — спросил посланник.

Я пожал плечами. Пронзительный вой над нами нарастал, переходя в жалобный крик, а горное эхо его умножало, пока не заполнило им всё пространство между вершинами у нас над головой.

— Это… это может быть причитание над покойником, оплакивание умершего, о подобном вспоминали первые поселенцы. Причитания монастыря.

— Причитания монастыря? — Он помотал головой, не веря. — Вы имеете в виду эту вонючую старую тыкву?.. И чью же смерть он оплакивает?

— Боюсь, это Кешра не пережила сегодняшних треволнений.

Капитан бросил на меня взгляд, полный отвращения.

— Это страшилище и раньше было скорее мёртвое, чем живое, — сказал он. — Но если даже так, это ещё не причина, чтобы эти парни сидели на своих сёдлах вхолостую. Скажите старшине, пусть его люди выровняют лодку!

— Умерла их богиня, сэр. Их скорбь…

— К этому у меня очень мало сочувствия, понимаете? Вы что, не видите? Мы же падаем!

Старшина скорбно раскачивался. Он уже успел распустить узел на затылке, и длинные волосы покрывали его, как развевающийся чёрный плащ.