Андреас Эшбах - Триллион евро

Старик Галопен вытянул губы трубочкой и недовольно поглядывал на нас сверху вниз.

— С кем нам вести переговоры? Царит полная анархия. Тотальный хаос. Нет никакого полномочного представителя. Правда, есть несколько военачальников или вожаков, но на их слово нельзя положиться. Либо нет никакой уверенности, что назавтра их не свергнут или не убьют. Картезиане больны. Это как лихорадка, которая свирепствует в их телах. Они не в себе.

— Позавчера у Западных ворот объявилось несколько паломников. Среди них были и монахи. Они производили вполне мирное впечатление и просили еды. Они рассказали, что внутренние источники, из которых монастырь обеспечивал их пропитанием, иссякли. Голод заставил их спуститься. И что вонь разложения в теле монастыря день ото дня становится нестерпимее, и в его стенах больше не чувствуется никакого движения. Лишь самые набожные ещё остаются там и продолжают вливать ему воду. Они ждали завершения транссубстанциации умершей богини, чтобы потом принести в долину бриллиант её жизни, который поможет им в поиске нового возрождения.

— А ожерелье всё ещё в монастыре?

— Таким вопросом задались и двое молодых людей из Сент-Назарета. Вчера они поднимались туда на ветряной барке. Они нашли террасу покинутой, а монастырь — полусгнившим. Часть оболочки ещё лепится на карнизе, но вся масса тела, как они сообщают, распалась, растеклась по круче высотой в четыре тысячи метров и жутко смердит. Никаких следов ожерелья они не обнаружили. Может, монахи его где-то спрятали.

— Может быть. У меня было такое впечатление, что оно потеряло для них свою ценность. — Я пожал плечами.

Пауки на окнах завершили свою ежедневную работу и исчезли.

Мэр медленно откинулась в своём кресле.

— Временами мне кажется, — сказала она, вздохнув, — будто вся планета начала разлагаться. Будто она выдыхает что-то ядовитое, будто из кальдеры [14] Кальдера — овальная или круглая котловина вулканического происхождения. этого старого потухшего вулкана поднимаются отвратительные испарения. Будто горная порода выделяет что-то зловещее, наводя порчу на всё органическое. — Она положила руку на грудь. — Мне часто становится трудно дышать. Даже насекомые стали агрессивнее, чем обычно. — Она указала на паутину на окнах. — А ведь этот мир всегда был так хорош. Рай, подобного которому не найти в радиусе сотен световых лет.

— Первые люди, которые приземлились здесь на «Декарте», действительно верили, что нашли рай. Вспомните сонеты Эпервье, в которых он описывает Внутреннее море как остров среди горького солёного океана, который испаряется под беспощадным солнцем.

— Да, рай — пока Кешра простирает над ним свою благословляющую длань. Но теперь эта длань высохла.

— Знаете, чего я больше всего боюсь, сударыня? Что это безумие перекинется и на людей. Когда на меня бросился старшина педальеров, я думал, что потерял сознание. Но это был не обморок, а что-то другое. Что-то овладело мной, я был как одержимый.

Она положила ладонь мне на руку.

— Об этом я не очень беспокоюсь, — сказала она. На миг я увидел, как её тёмные глаза блеснули под вуалью. — Не очень-то мы были подвержены миролюбию и тогда, когда Кешра была жива.

Я неотрывно смотрел на её запястье. Тонкий татуированный рисунок, который я раньше принимал за арабески, оказался — теперь я это видел совершенно отчётливо, — созвездием. Я непроизвольно взял и удерживал её руку. Она не отнимала её.

— Это же звёзды внутреннего плеча Ориона, — удивлённо сказал я.

— Да, — ответила она. — Когда я училась в Нанте, там работал один художник, который специализировался на татуировках звёздных карт. Вам нравится?

— Очень. — Я провёл по рисунку кончиками пальцев. — У вас, как я полагаю, были причины…

Она всё ещё не отнимала у меня свою руку.

— Да, моя мать была офицером Флота, пока не вышла замуж за моего отца. Потом этот брак распался, и она снова вернулась во Флот. Когда она сказала мне об этом, я подумала, что хорошо бы сделать такую татуировку. «Так я всегда буду знать, где ты сейчас находишься, — сказала я ей. — Я всегда буду это чувствовать».

— И вы это чувствуете?

— Да. — Она указала на место где-то между Лиллепойнтом и звездой Александра. — Она вот здесь. Летит на «Гигале». Она сбежала в будущее, — сказала мэр со вздохом. — Ещё до того, как её корабль достигнет цели, я стану старше, чем она.

Я закрыл глаза и нежно поцеловал это место на её запястье. Мои губы коснулись бархатистой прохладной кожи, и я вдохнул терпкий аромат кипарисовой ветки в дождливое утро.

После этого я бросил виноватый взгляд на портрет старика Галопена.

Он улыбнулся и благосклонно кивнул мне.

— Я слышал, что вы обручились с мэром, Паладье?

— Слухи вас не обманули, капитан.

— Поздравляю. И что, она действительно так хороша, как уверяют?

— Этого я не знаю. Она ещё не показывалась мне без вуали.

— Тогда я надеюсь, что сюрприз, который вас ждёт, окажется приятным.

— Сюрприз, сэр?

— Ну…

— Я вас не совсем понимаю. Я люблю мадемуазель Галопен.

Капитан остановился.

— Ну и весёлый же вы здесь народ, — сказал он, смеясь. — Значит, вы покупаете…

— Покупаю?..

— Ну, берёте, или как там: принимаете? — кота в мешке.

— Кота в мешке? Кот — это животное, насколько я знаю. Что вы хотите сказать этим, мистер Уилберфорс, сэр?

Он досадливо отмахнулся.

— Это такая поговорка. Давайте не будем углубляться. Я не хотел вас обидеть, избави Бог.

Я бы с удовольствием двинул ему в свежезалеченный нос.

— Вы тут из худа сделали добро: из-за обилия комарья изощрились во всевозможных маскировках и вуалях, — продолжал он. — По крайней мере, обеспечили себе сюрпризы, когда дело доходит до распаковки.

Это был день накануне его отлёта. Он устроил прощальную выпивку в Доме Флота, и когда официальная часть закончилась, Генри, с бокалом шампанского в одной руке и с «санчесом» в другой, пригласил нас прогуляться к Лазерной башне на конце мыса, но сам потом так и не пошёл, потому что уже нетвёрдо стоял на ногах. И вот мы вышли одни на вымощенную серебряными плитками торговую площадь и двинулись вдоль берега.

На голове у капитана была одна из тех широкополых местных шляп, с краёв которых до самых плеч свисала вуаль, чтобы защитить лицо и шею от кровососущих летучих насекомых.

Внизу под нами шумело и плескалось о скалы море. Лёгкий бриз подталкивал нас в спину; на обратном пути нам придётся его преодолевать.

— И когда же вы приступите к исследованию вашей галактики, если можно спросить?

— Галактики?

— Ну, я же не слепой. А звёздную карту я узнаю с первого взгляда. У вашей наречённой на запястье есть татуировка локальной группы звёзд. Как я полагаю, карта плеча Ориона продолжается и выше запястья. Может, вам откроется и целая галактика, Паладье. Вам можно позавидовать.